Корни небес

Гигант поворачивает меня на бок ногой, потом делает то же самое с герцогом, который по-прежнему лежит с закрытыми глазами, как будто хочет убедить самого себя в том, что ничего не изменилось, и если он откроет глаза, то снова окажется в своих неприлично роскошных и теплых по нынешним временам комнатах дворца в Урбино.

Это сказал Гвидо Греппи. Я вижу, как он с вызовом смотрит на приближающегося к нему орка.

Странно, что именно он возмутился. По сравнению с другими швейцарскими гвардейцами мне он казался довольно робким. Из тех, для кого служба в армии — это работа, а не геройство.

Бородатый человек одет в черную спецовку из плотного материала, со странными утолщениями, которые кажутся сначала какими-то набивками. Но на самом деле это мускулы. Я понимаю это, глядя на то, как он наклоняется, сгребает Греппи в охапку и размеренным движением швыряет его так, что тот ударяется о металлическую стену. Звук удара ужасен: грохот, треск ломающихся костей.

С той же легкостью гигант поднимает из чехла нож — такой же гигантский боуи длиной в тридцать сантиметров, — перерезает капралу горло и пилит дальше, до тех пор, пока голова не падает на пол.

Он поднимает ее за волосы, показывая всем.

Кровь Греппи капает на мое обнаженное тело.

Теплые капли, соприкасаясь с кожей, кажутся почти кипятком.

— ЕЩЕ КТО-НИБУДЬ ХОЧЕТ ПОГОВОРИТЬ?

Ему отвечает взволнованный голос Дюрана:

— Ты только что убил солдата Церкви! Ты держишь в плену посланцев Ватикана! Ты вообще понимаешь, что это значит?

Гигант раскрывает рот от удивления:

— Что за фигню ты несешь?

— Я говорю, что ты убил солдата Церкви!

— Какой церкви?

— Римской! Единственной, католической и вселенской! Ты сейчас зарезал одного из ее солдат! А человек, которого ты бил ногами, это священник!

Я жду, что этот орк сейчас обрушит свой гнев на капитана. Однако при этих словах он роняет окровавленный нож, поворачивается к трупу Греппи и комичным движением пытается приставить голову обратно к телу. При этом он что-то бормочет себе в бороду. Что-то, звучащее похоже на «мне жаль».

Впрочем, когда он поворачивается, в его глазах нет и следа раскаяния.

Глаза его полны безумия.

— Господа, вы должны простить мне эту ошибку. Мне, честное слово, очень жаль. Меня ввел в заблуждение этот гнусный человек. Он сказал мне, что вы бандиты. Не то, чтобы я доверял его словам, после того, что увидел… Совокупляться с мертвыми — это самая большая мерзость… Не считая ереси, конечно.

Здесь Дюран делает ход.

— Ересь? Поговори о ересях с отцом Дэниэлсом. Он глава Святой Инквизиции!

Гигант раздувает ноздри, как будто пытается учуять по запаху, кто здесь священник.

— Отец Дэниэлс? Отец Дэниэлс? Где он?

— Тот, кого ты бил ногами.

Гигант смущенно поворачивается к мне. Наклоняет голову набок, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Ты и правда инквизитор?

Взгляд капитана Дюрана не оставляет мне выбора.

— Да, — выдыхаю я, прикрывая глаза.

Гигант хлопает в ладоши:

— Фантастика! Фантастика!

Он поднимает с земли свой кинжал. Наклоняется надо мной. Лезвие сверкает в нескольких сантиметрах от моего лица.

— Простите меня, святой отец. Простите мне мою ошибку.

Он разрезает веревку, которая связывает мне руки. Потом освобождает ноги. Потом помогает мне подняться.

Я почти падаю: мои ноги онемели. Но он поддерживает меня.

— Вы замерзли? Подождите, я отдам вам вашу одежду. Наверное, вот она. Или эта?

Он роется в куче вещей. Я помогаю ему, отыскивая то, что в этом слабом свете кажется моей одеждой. Тем временем он продолжает бормотать что-то неразборчивое.

— Теперь освободи их, — говорю я ему.

— Конечно. Сейчас же, отец Дэниэлс. Вы американец, да?

— Я был им.

— Американец… Американец… «Oh, My Lord, what a day…»,[69] — вдруг начинает он петь баритоном. — Сколько же времени я не видел соотечественника.

— Вы американец?

Он протягивает мне руку.

Я не пожимаю ее. Она запятнана кровью несчастного Греппи.

Он понимает это. Молча убирает руку.

— Да. Я американец. Меня зовут Дэвид Готшальк. Может быть, вы слышали мое имя…

— Мне жаль, но нет. Не думаю…

— Я был человеком искусства. Сейчас я служитель Господа.

— Какого искусства? — спрашивает Дюран, массируя запястья.

Готшальк его полностью игнорирует.

Он освобождает пленников.

Когда бородач собирается освободить и герцога, я останавливаю его, положив руку ему на плечо. Оно твердое, как мрамор.

— Нет. Этого не надо.

— Совершенно верно. Этого не надо, — соглашается он, пиная калеку ногой под зад.

— Ты — полное разочарование. Ты понял, придурок? Полное разочарование! Пустая трата времени!

Он приподнимает герцога с земли, держа его за горло до тех пор, пока глаза несчастного не оказываются на одном уровне с его. Герцог корчится, задыхается, выпучив глаза.

Готшальк встряхивает его, как кот мышонка.

— Ты слышал меня, идиот? У меня на тебя были большие планы. Мы вели прекрасную работу в Урбино. Но тебе обязательно нужно было трахаться с мёртвой! Ты извращенец! Такой же, как и твой отец! Хотя он был в тысячу раз лучше тебя!

— Оставьте его в покое, — прошу я.