Корни небес

Но здесь, во сне, в том, что мое создание не отличает от реальности, деревья живы, и их верхушки шелестят на ветру как бумажные веера, и я даже чувствую их запах.

Я иду по лесной тропинке. Я гол, но мне не холодно. Шорох гравия под моими босыми ногами кажется тихим смехом. Мне представляется лицо японской девушки, смеющейся, прикрывая рот рукой.

Тропинка пахнет хвоей и росой. Солнечный свет проникает сквозь верхушки вечнозеленых деревьев. Легкий туман стоит среди кустов.

Лес полон жизни. Я чувствую ее в хрусте ломающихся веток, в шорохе листьев, в звуке падающих капель росы.

Я иду, слегка поглаживая ветки. Протягиваю было руку, чтобы сорвать идеальную землянику, но в последний момент останавливаюсь и оставляю ягоду на месте.

Что-то — род космической улыбки, не знаю, как назвать это по-другому, — радостно отвечает на мой отказ. Тропинка перед моими глазами открывается на лужайку, опоясанную солнечными лучами, образующими почти идеальный круг вокруг сидящей в центре фигуры.

Юноша сидит ко мне спиной в позе лотоса. У него прямая спина, он совершенно неподвижен.

Каким-то образом я знаю — чувствую, — что он смотрит на меня, хотя его глаза закрыты, и даже это я знаю, не видя. Когда я оказываюсь перед ним, его глаза открываются. На мгновение мое сознание прячется, как улитка в раковину. Его глаза абсолютно белы. Я испытываю бессознательное отторжение. Но потом губы юноши складываются в улыбку, и ужас проходит. Рука его приподнимается и делает мне знак сесть напротив. Я подчиняюсь.

Кожа юноши совершенно черная, блестящая и гладкая, как эбонит, за исключением нескольких рельефов, похожих на тонкие шрамы, составляющие на его груди мандалу.[65] У него не негроидные, а скорее азиатские черты лица. Когда я снова смотрю на его лицо, его глаза уже не белые и матовые, а голубые, нормальные, насколько могут быть нормальными голубые глаза на таком темном лице.

— Так лучше? Прости меня, я не хотел смутить тебя, — ясно звучит в моей голове его голос. — Я хотел поговорить с тобой. Для этого и пришел к тебе.

— Я думал, что это сновидение.

— И да, и нет. Это нечто среднее. Многие вещи — нечто среднее в эти новые времена. Тебе нравится мой мир?

— Какой мир?

— Мой мир, который тебя окружает.

— Это не твой мир, — возражаю я. — Он мой. Это мир прошлого. С твоей стороны жестоко показывать мне мир, которого больше нет.

Юноша мотает головой. Его улыбка обнажает ряд идеальных белоснежных зубов.

— Это не прошлое. Это мир, который придет.

У меня перехватывает дыхание.

Юноша поднимается настолько плавно, что на мгновение мне кажется, будто его тело состоит из воды.

Он идет передо мной по тропинке, уходящей от лужайки.

Мы долгое время идем молча, а в это время лес вокруг нас говорит о жизни. Птицы, голоса которых я не узнаю, поют среди ветвей, и слышен стрекот насекомых и звук их полета от листка к листку. Все вокруг настолько чудесно, что мне хочется плакать.

Он оборачивается.

— Не надо плакать. Всего этого еще нет. Но в то же время оно есть.

— Что это значит?

— Ничего. Сейчас я хочу, чтобы ты просто видел.

Сказав это, он отодвигает ветку, как будто открывая занавес. И то, что я вижу, восхитительно. Совершенно восхитительно.

У подножия низкого холма, на котором мы находимся, простирается голубое озеро, окруженное низкими, покрытыми мхом обрывистыми скалами. Они имеют четкие, правильные очертания. По воде скользят маленькие парусные лодки. Крохотные фигурки двигаются на борту, другие приветствуют их со скал. Мне не удается хорошенько рассмотреть их, они маленькие, как насекомые, но их фигуры, несомненно, человеческие. Только странного цвета.

— Надеюсь, ты не расист, — улыбается мальчик, прочитав мои мысли.

— За последние дни я увидел столько странных вещей, что уже даже больше уверен, что это значит — быть человеком. Я познакомился с одним человеком… с одним созданием…

— Называй его человеком. Для нас это не оскорбление.

Я мотаю головой.

Во сне — в том, что хочешь — не хочешь, должно быть сном, хоть я в этом уже и сомневаюсь, — это медленное движение, как под водой.

— Церковь учит нас быть выше расовых различий. По сути, мы верим, что существует всего одно различие: между Добром и Злом.

— Верно. И где ты в последнее время встречал Добро?

— Больше среди тех, кого мы зовем монстрами, чем среди людей, — вздыхаю я.

— Расскажи мне о человеке, с которым ты познакомился.

— Я называл его Грегор, Грегор Самса. Как в новелле Кафки…

— Я знаю эту новеллу.

— Конечно, ты ее знаешь. Ты в моей голове. Ты знаешь все, что знаю я.

— Это не совсем так, но продолжай. Меня интересует то, что ты говоришь. Расскажи мне о Грегоре.

— Его называли монстром, но нам он делал только хорошее. Теперь я не знаю, на чьей стороне находится Добро. И на чьей стороне я.

— Это зависит от тебя. Выбор за тобой.

— Я больше не уверен в этом. Мне была доверена миссия, но в моих глазах она больше не имеет никакого смысла.

— Хорошо. Давай спустимся к берегу? Хочешь?