Тот держался чуть поодаль, втайне надеясь, что кесарь, трепеща душой перед своим первым военным походом, обратится к нему за словами увещевания со своими терзаниями и страхами. Он представлял себя на месте Дагоберта. Будь такая грозная ситуация — точно бы пришел к святому отцу укрепиться в вере. Однако не тут-то было: завидев папского легата, юноша лишь чуть склонил голову, словно давая знать, что изволил заметить достопочтенного прелата.
Солдаты маршировали по дороге, топот ног и конских копыт разносились далеко по всей округе. Каждый в строю знал, что поход не будет легкой прогулкой и, возможно, никому из поднявших ныне меч уже не вернуться в отчий дом. Всякий, идущий в строю, втайне желал, чтобы кто-то очень важный, кому известно будущее, окликнул его и сказал: «Все будет хорошо, приятель! Ты выживешь и победишь!» Каждый повторял эти слова в такт шагам, точно охранительное заклинание. Лишь юный кесарь молчал и, не отрываясь, глядел на шагающих воинов.
И все же каким-то странным образом храбрецам и трусам, ветеранам и новобранцам, впервые сменившим деревянные вилы на боевое копье, — всем и каждому почему-то казалось, что кесарь смотрит именно на него. И он спокоен, неколебимо, железно спокоен. И воины улыбались, затягивали долгую песню о победах былых времен и деяниях славных предков. Странным образом спокойствие кесаря передавалось им, и смерть в бою казалась более радостным делом, нежели жизнь труса, вечно дрожащего перед всяким наступающим днем.
— Надо произнести напутственное слово, — приблизился к кесарю папский легат.
— Зачем? — оглянулся Дагоберт. — Все, что я могу им сказать, понятно и без речей. Они верят в меня, я верю в них. Если сейчас начну убеждать в чем-то, они решат, что я сам в этом сомневаюсь.
— Они должны веровать в Господа нашего, дарующего победу, — нахмурился кардинал Бассотури.
— Он даровал мне венец, поставив над этим народом, дабы я заботился о нем денно и нощно. Если Господь сам будет заботиться о всяком расколотом полене, о всякой дарованной победе, то для чего бы Ему ставить царей над народами, как учит Священное Писание? А потому, ваше высокопреосвященство, я займусь победой, а вы — спасением душ храбрецов, идущих пролить свою и чужую кровь за други своя. И, главное, помните, что победа обещана нам отцом моим, который взирает с небес и взыскует справедливости!
Кардинал поморщился от такой отповеди.
— До меня доходили слухи, что дукс Родерико Астурийский разослал гонцов по италийским городам, повествуя о видении огромного воина в блистающей золотом броне. Но кто знает, не было ли то мороком сокрушенного поражением и бегством воителя? Увы, человек слаб.
Дагоберт вперил в собеседника долгий тяжелый взгляд, будто лишь сейчас увидел его.
— Человек силен, очень силен, как бы вы ни убеждали его в обратном! И Родерико впрямь своими глазами видел небесного воина в блистающих доспехах. Чем раньше вы признаете это, тем лучше.
— Для кого? — поинтересовался кардинал.
— Для тех, кто не намерен остаться в сегодняшнем дне.
Юный кесарь отвернулся, давая понять легату, что беседа окончена. Он поглядел в сторону, точно высматривая кого-то, и, заметив у основания холма среди толпы провожающих мастера Элигия, поманил его к себе.
— Прошу извинить за опоздание, — начал раскланиваться тот. — Стража ни в какую не желала пропускать. Я прибежал, едва мэтр Бастиан передал мне приказ явиться пред ваши очи. Я и сам хотел просить у вас, государь, позволения отправиться в поход вместе с моим обожаемым кесарем. — Златокузнец поглядел на лицо юноши, остававшееся безучастным. «Пожалуй, не стоило про „обожаемого кесаря“», — подумал Элигий и продолжил: — Я собрал три десятка стражей из моих владений. Все они храбрые воины и готовы беззаветно следовать за вами, мой государь. За свой счет я снарядил их и вооружил, так что они годны в любую схватку. И если мне будет позволено сопровождать моего государя, то осмелюсь молить лишь об одном: разрешить моим людям охранять вас.
— Пусть будут рядом, — скупо ответил Дагоберт. — Но я хотел просить тебя о другом.
— Ваш преданнейший слуга превратился в слух и готов совершить все, что в человеческих силах, и даже намного больше.
— Ты помнишь те камни, что были обнаружены у абарца?
— Конечно, мой государь.
— Они у меня. Я хочу заказать тебе нагрудник, украшенный этими камнями.
Глаза Элигия испуганно расширились.
— Но ведь это же…
— Оставь слова. Я знаю, о чем говорю.
— Как пожелаете, — сбивчиво пробормотал золотых дел мастер. — Если так будет угодно… непременно.
— Вы отправляетесь с нами, — распорядился Дагоберт. — Походную кузню найдете в обозе. И запомните: нагрудник должен быть готов в ближайшие дни, уж во всяком случае, до столкновения с абарами. И помните, это очень важно.
Лис развязал путы и рывком поставил охотника на ноги.
— Ну что, ловчий душ человеческих, ходить можешь?
Тот кивнул, по-прежнему опасливо глядя на худощавого верзилу. Чутье никогда не подводило охотника — невзирая на широкую улыбку, это был опасный зверь.