Корни травы

– Этому человеку – его имя Гаролд Перкерсон – посвящен специальный бюллетень, выпущенный сегодня во второй половине дня полицейским управлением Атланты, – сообщал репортер. – Перкерсон разыскивается в связи с убийством трех служащих книжной лавки и покушением на убийство владельца этой лавки.

На экране появились две фотографии Перкерсона, старая рядом с новой.

– Перкерсон, как говорят, перенес пластическую операцию, которая изменила его внешний вид. Старая его фотография слева, а более свежая – справа. Так, вероятно, он выглядит сегодня. Полиция предупреждает, что Перкерсон вооружен и очень опасен.

– Мистер Дейвидсон, – сказал Уилл, – сегодня в без четверти семь утра этот человек выехал мне навстречу с территории аэропорта Рузвельт-Мемориал-Филд на машине «вольво-универсал».

– Какого цвета машина?

– Темная. Черная или темно-синяя.

– Могу я воспользоваться вашим телефоном? – спросил Дейвидсон.

* * *

Гаролд Перкерсон сидел в ресторане в центре Атланты, с удовольствием жуя сосиски под соусом чили и глядя в телевизор. Все сработало, судя по передаче новостей, но этому парню, Ли, удалось вывернуться. Ерунда, подумал Перкерсон, я до него доберусь. Затем на экране вдруг появилась его собственная фотография. Послушав текст, Перкерсон бросил закуску и выскочил, пока его здесь не узнали. Свою фотографию он обнаружил и на первой полосе дневного выпуска «Атланта джорнел». Откуда они, черт возьми, ее взяли?..

Первым делом теперь нужно было снять усики. Этим он и занялся, сидя в машине. Затем он медленно, вдумчиво прочитал сообщение полиции и комментарий газеты.

Ни слова об акции в аэропорту, о его нынешнем имени и новой машине. Внизу первой полосы под заголовком «Планы кандидатов в день выборов» сообщалось, что Дон Беверли Кэлхоун будет в этот день находиться в большом бальном зале отеля «Атланта Хилтон», а Уилл Ли в «Омни». Вечер сотрудников и помощников Ли по случаю выборов состоится в отеле «Омни», в бельэтаже. Кандидат выйдет туда ровно в шесть, а потом вернется в свой номер ждать результатов голосования.

Перкерсон знал бельэтаж в отеле «Омни». Несколько лет назад там был Центр развлечений. В огромный светлый зал выходили над бельэтажем окна из многих номеров отеля.

Перкерсон напряженно думал. Теперь ему самому предельно опасны улицы города – не поохотишься там. В церкви стрелять нельзя, это Старейшина запретил. Остается... Перкерсон выехал со стоянки, нашел телефон-автомат и позвонил в отель «Омни».

– Я хочу заказать комнату, если можно.

– На какой срок?

– До среды, а уеду утром.

– Это пять ночей, сэр.

– Я хотел бы нечто комфортабельное, с окнами, выходящими в зал, притом невысоко.

– Посмотрим. Есть, к примеру, приятный номер на пятом этаже в середине зала, сэр. Двести пятьдесят долларов в сутки.

– Почти идеально, – сказал Перкерсон. – Считайте, что комната занята. Буду у вас через полчаса.

В отеле Перкерсон заехал в гараж и передал швейцару свои холщовые сумки.

– Запаркуюсь сам, – сказал он дежурному и вручил пару долларов. – Она у меня новая.

В глубине гаража он нашел полутемную нишу. В гараже такого отеля никто не подумает искать его «вольво». Он зарегистрировался как Говард Джеймс, передал портье кредитную карточку и подписал счет, затем проследовал на пятый этаж и вошел в номер. Комната была просторна, хорошо обставлена, и вид из нее на центральный зал был исключительный.

Перкерсон вынул пятидолларовую бумажку.

– Можно устроить девушку на вечер? – спросил он сопровождающего дежурного по этажу.

– Думаю, что да, – улыбаясь, сказал дежурный. – В какое время?

– Пожалуй, около девяти. Если она мне понравится, резервирую для вас еще полсотни баксов.

– Положитесь на меня, мистер, – сказал дежурный.

Перкерсон открыл окно и выглянул. Бельэтаж примерно в пятидесяти ярдах. Превосходно, подумал он. Оставалось позвонить Старейшине.

Глава 30

Сидя в первом ряду стульев в Баптистской церкви Святого Холма обоих побережий, Уилл сперва прослушал некий «гимн». Солировал певец с пышной прической. Его поддерживали стоголосый хор и небольшой оркестр. Кроме того, тут была дюжина разукрашенных барабанов. Золотистые одежды хористов, ярко-голубой ковер, развернутый в проходах между скамьями и стульями, десяток рассредоточенных в зале телекамер и цветные витражи в окнах создавали иллюзию театрального или циркового оформления предстоящего действа. Зал был огромен и публика наэлектризована.

Пение кончилось, загремели аплодисменты. Уилл бывал и в баптистских молельных залах и в ирландских католических храмах Старого света, но там аплодировать не полагалось, не говоря уж о том, что не могло быть никаких барабанов.

На кафедру поднялся прыщеватый сын Дона. Он минут десять толковал о великом значении пожертвований паствы, в это время по залу плавало несколько блюд для сбора денег, на них трепыхались конвертики с чеками и наличностью, передаваемые из рядов.

Преосвященный Дон Беверли Кэлхоун сменил сына, взойдя на свою прежнюю кафедру столь же привычно, как надел бы старую перчатку.