Корни травы

—Я давно уже знал, что тебе не терпится это сказать. — Мужчина рассмеялся. — Ты, наверное, и правда дурак? Приходиться так думать. — Тут его голос зазвенел как сталь и утратил всякую веселость. — С тобой будет все в полном порядке, я тебе это обещаю. Но ты мне станешь абсолютно не нужен, если кто-то хоть краем уха узнает о нашем соглашении. Одно только слово, один шепот от тебя — и ты сдохнешь в этой тюрьме. Но, с другой стороны… — Интонации его голоса опять смягчились. -…я обещаю тебе свободу действий в Западном Кингстоне, конечно, в разумных пределах. У тебя будут деньги, у тебя будет защита, у тебя будет организация. В обмен на все это ты будешь получать от меня определенные инструкции.

Снова наступила тишина. Мужчина погрузился в свои мысли и, казалось, не ждал никакого ответа. Жозе был более чем заинтригован, но главным образом ощущал беспокойство. Его чутье и интуиция, выработанные с малолетства за годы жизни вне закона, предупреждали его: «Берегись!»

Внезапно мужчина встал, словно вспомнил, что у него важное свидание. Он подошел к двери и остановился. Интонация его голоса стала нейтральной и деловой, свободной от угроз и деланной ласки.

—В понедельник тебя выпустят. В среду придешь в Центральное отделение, спросишь Особую службу и капитана Рэя Джонса. — И выйдя уже за дверь, снова сунул голову внутрь: — Попробуй только не прийти, — проговорил он с улыбкой, — и я обещаю тебе, что ты вернешься сюда в течение одного месяца — независимо от того, натворишь что-нибудь или нет. — С этими словами он ушел.

Бомбаклаат! Так вот он какой Маас Рэй, к чертям собачьим! В каком-то оцепенении Жозе побрел за охранником на тюремный двор. Надо собраться с мыслями и сочинить для ребят красивую историю к тому времени, когда они подойдут к дереву. Развязно устроившись в его тени, он напустил на себя важный вид.

—Кто это, Жозе? Что случилось? — поинтересовался Диллинжер.

—Ох, — сказал он, закуривая сигарету и улыбаясь, — в понедельник начальство меня отпускает.

—Врешь!

—Подохнуть мне, если вру. Скостили срок за примерное поведение. Обещали дать работу на кирпичной фабрике. Сказали, что я находчивый и далеко пойду.

—Гром небесный! — сказал Аль Капоне. — Так ты на исправление встал, Жозе?

—Реабилитация, ман, — заважничал Жозе. — Реабилитация, ко всем чертям! — Прищурившись, он взглянул на солнце, стоящее над далекими горами и, весь уйдя в себя, негромко рассмеялся.

ВЕРСИЯ ПАСТЫРЯ

Мерзость и разорение — вот что этот парень принес в мою церковь. Слава Богу, все позади, а ведь могло быть гораздо хуже. Длиньше наложили швы, он потерял много крови, но жить будет. Нужно будет закрыть ворота, чтобы орды зевак и любителей сенсаций не слетались, как стервятники, на кровь. Возможно, и в церковь по воскресеньям их тянет подобное любопытство? Ладно, нужно во всем видеть светлую сторону. Эльза наконец-то, кажется, прозрела истинную природу этого парня. Никто после драки ее не видел. Сидит в своей комнате, стыдно лицо показать. А вот, кажется, и ее шаги как зримое подтверждение. Приближаются к двери…

—Ваше преподобие?

—Кто это?

—Эльза.

—Что-то важное?

—Очень важное, сэр.

—В таком случае заходи. — Пастор склонился над бумагами на письменном столе. Конечно, он простит ее, но не сразу. Он сделал вид, что занят бумагами и услышал, что Эльза остановилась перед столом. — Да? — сказал он с вопросительной интонацией.

—Я просто хочу сообщить вам, что не желаю больше жить в доме лицемера, Ваше преподобие.

Пастор поднял глаза, все еще не осознавая сказанного.

—Что такое ты сказала?

—Что не могу оставаться в гробу повапленном. — Эльза выглядела какой-то испуганной, но непоколебимой. Она надела свое лучшее платье, а в руках держала небольшую сумочку и картонную коробку.

—Насколько я понимаю, ты пришла проститься? — Пастор попытался улыбнуться и сохранить в голосе снисходительную терпимость. Он заметил, что ее рот подрагивает, но она тут же плотно сжала губы.

Эльза говорила медленно, отчетливо произнося каждое слово:

—Нет, сэр. Я пришла за теми небольшими деньгами, что лежат на банковском счете, который оставила моя мать. Вот и все. — Она сложила руки и замерла.

—Эльза, ты огорчена… но это глупо…

—Ваше преподобие, или вы отдадите мне чековую книжку — или я уйду без нее.

—Эльза… подумай, что ты делаешь. Куда ты пойдешь?

—К Айвану.

—Но он в тюрьме.

—Куда вы и этот мерзкий Длиньша его засадили. И еще называете себя христианином — после того, что сделали с бедным парнем?

—Довольно. Я не желаю говорить с тобой в таком тоне. И еще одно: если ты сейчас уйдешь, не вздумай сюда возвращаться!

—Возвращаться! Возвращаться, Ваше преподобие? Чтобы вы вытаскивали меня из кровати, раздирали на мне одежду и били?

—Будь разумной, — сказал он быстро. — Ты несовершеннолетняя и моя подопечная.

—Прошлой ночью я была шлюхой и блядью. Так вот, это первый и последний раз, когда меня так называют и руки ко мне прикладывают. Не беспокойтесь, Ваше преподобие, вы меня здесь больше не увидите.

—Эльза, я не имел в виду…