Корниловъ. Книга первая: 1917

— Отчасти, — сказал Корнилов. — Во всяком случае, её станет меньше. Ведите свою пропаганду, комиссар, надо бороться с противником его же оружием. На моём фронте — пушки и пулемёты, на вашем — печатное слово. Поразить умы иногда лучше, чем убить или ранить.

— Солдаты не слушают никого, кроме тех, кто обещает им землю и мир, — хмуро сказал Савинков.

— И вы обещайте, — пожал плечами генерал. — Делайте упор на то, что мы дерёмся за свою землю, что под германской оккупацией до сих пор значительная часть Родины. Что если мы не будем драться, то придёт германский помещик и плетьми загонит всех в ещё большую кабалу, чем была до этого. Мир возможен только в одном случае, если мы выстоим в драке. Всё остальное это не мир, а позорная капитуляция.

Комиссар молча кивнул. С этими тезисами трудно было не согласиться.

— Ведите пропаганду против германцев и австрийцев тоже. Листовки и всё прочее. Напирайте на то, что при республике живётся лучше, и им тоже следует скинуть кайзера. А для Австро-Венгрии напирайте на национальные разногласия, призывайте чехов, словаков и венгров драться за свою независимость, — сказал Корнилов.

— Кажется, вы хотите превратить комиссаров из наблюдателей от правительства в собственные политические войска, — сказал Савинков.

— Да, хочу, — признался генерал.

Какое-то время они шли молча.

— Борис Викторович, как вы смотрите на то, чтоб создать новую политическую партию? — вдруг спросил Корнилов.

— Что, простите? — удивлённо спросил Савинков.

— Ни одна партия из нынешних не способна на решительные действия, они могут лишь говорить и совещаться, — сказал Корнилов. — В итоге справа голову поднимает контрреволюция, а слева большевики подбивают народ на вооружённое восстание, грозящее превратиться в беспощадный русский бунт. Нужна альтернатива, за которой пойдут люди.

Комиссар снова взглянул на Корнилова блестящими глазами. Жажда власти явно бурлила где-то там, в глубине, а под комиссарской фуражкой вспыхивали и закручивались хитрые коварные планы.

— И какая программа будет у вашей партии? — хмыкнул Савинков.

На этот раз задумался уже Корнилов.

— Народу нужно дать социальные реформы, иначе он возьмёт их сам, и тогда нам всем несдобровать. В первую очередь, земельная, — сказал генерал.

— Про земельную реформу говорят все. Но конкретных решений никто так и не может представить, — сказал комиссар.

— Потому что ситуация чуть сложнее, чем думает обыватель. Большая часть земли в залоге у банков, обеспечивая займы и всё прочее, и если землю просто раздать всем подряд, рухнет финансовая система, — сказал Корнилов, успевший немного изучить этот вопрос. — Чёрный передел это не выход. Нужно распахивать и осваивать новые земли.

— Я понял, — сказал Савинков. — Если ваша партия и правда будет в этом вопросе близка к эсерам, то я готов рассмотреть ваши предложения.

— Слева мы возьмём социальные реформы, давно назревшие. Справа мы возьмём твёрдую власть и защиту частной собственности, — сказал Корнилов. — Народу нужен вождь, который поведёт его вперёд, к светлому будущему.

Савинков хмыкнул.

— И вы видите этим вождём себя? — спросил он.

— Не обязательно, — солгал Корнилов.

Оба понимали, что это лукавство. Они подошли к выходу из сада, где караулил часовой-текинец, гарантируя тайну переговоров.

— Надеюсь, наш разговор останется между нами, — сказал Корнилов, пожимая руку комиссара.

— Разумеется. Надеюсь, это не последняя наша встреча. Нам, кажется, есть о чём поговорить, — сказал Савинков. — А насчёт пораженцев не беспокойтесь. Разберёмся.

Генерал кивнул.

Глава 13 Бердичев — Могилев

После четырёх дней переговоров Керенский всё же уступил, и генерал наконец принял пост Верховного Главнокомандующего. Разумеется, прежде, чем отправляться в Могилёв, необходимо было сдать командование фронтом начальнику штаба, то есть, генералу Духонину, и Корнилов снова отправился в город.

Настроение в штабе было приподнятым, каждый встречный генерал или офицер считал своим долгом поздравить Корнилова и выразить свою поддержку. Некоторые молча пожимали генералу руку, некоторые рассыпались в лестных эпитетах, некоторые открыто ругали Керенского, который так долго упирался. По общему настроению штаба можно было решить, что Корнилова поддерживает вся армия целиком, и это немного пьянило его. Волна народной любви поднималась всё выше и выше.

Правые газеты с радостью встречали назначение Корнилова, левые брызгали ядом на контрреволюционера и нового бонапарта, но в целом общество приветствовало его как настоящего героя, фронтовика и умелого полководца, который обязательно наведёт порядок в армии. Люди истосковались по сильной власти, которой в стране не было уже больше двадцати лет.

Про наведение порядка в тылу пока встречались только робкие предположения, но народ всё-таки ждал. Хоть и терпение его подходило к концу.