Корниловъ. Книга первая: 1917 (СИ)

Корнилов принял рапорт от почётного караула Георгиевского полка, взглянул на строй георгиевских кавалеров, проходящих по перрону маршем, и отправился к автомобилю, тоже усыпанному цветами.

— Цветы убрать, — распорядился Корнилов. — Я не актриса театра, а боевой генерал.

На мгновение он подумал, что было бы неплохо толкнуть речь, но это, в конце концов, провинциальный Могилёв, а не Финляндский вокзал Петрограда, и Верховный молча устроился на заднем сиденье автомобиля. Рядом уселся Голицын, захлопнул дверь, отдал лежавшие в машине цветы одному из текинцев, и автомобиль, медленно рассекая толпу, поехал к Ставке.

Полукруглое двухэтажное здание бывшего губернаторского дома, в котором ещё недавно жил царь Николай, ничем особенным не выделялось, кроме усиленного караула георгиевцев по периметру и шлагбаума на въезде. Здесь, к удовольствию Корнилова, никакой торжественной встречи организовывать не стали, возможно, вести из Бердичева были восприняты здесь правильным образом.

Возможно, это было нарушением традиций, протокола и прочих ритуалов, устоявшихся за долгие годы, но Корнилов таким образом показывал, что намерен усердно работать, а не тратить время на парады и построения, чего и требовал от подчинённых. Просто часть нового имиджа, который он тщательно выстраивал в войсках.

В Ставке его встретили так же тепло, как и на вокзале, начальник штаба генерал Лукомский, генерал-квартирмейстеры Романовский и Плющик-Плющевский, и прочие штабные чины вроде коменданта Ставки, тут же заверяя нового главковерха в своей лояльности. Кого-то, как генерала Романовского, Верховный знал раньше, и воспоминания о совместной службе всплывали разрозненными фрагментами, кого-то, как Лукомского, видел впервые, но внутренняя чуйка говорила, что его и в самом деле рады видеть на месте главнокомандующего.

Выслушав доклады, Верховный отправился на второй этаж, занимать одну из свободных комнат. Жить ему пока предстояло здесь же, в губернаторском доме, как и всем прежним главковерхам, и генерал без всякого стеснения занял ту же комнату, что занимал до него Брусилов.

В целом вопросы вызывали только нынешние часовые из георгиевцев, в отличие от офицеров и генералов, глядевшие на Корнилова со смесью подозрения и недоверия. А значит, охрана из них получится не самая надёжная.

— Владимир Васильевич, — подозвав к себе Голицына, тихо произнёс генерал. — Распорядитесь, чтобы внутреннюю службу отныне несли текинцы. Георгиевский полк тоже остаётся, но будет нести внешнюю охрану.

— Есть, Ваше Высокопревосходительство, — козырнул полковник, тотчас же отправляясь обратно на вокзал.

Город кишел шпионами, словно дворовая собака — блохами, и надеяться на верность Георгиевского полка было нельзя, а вот в туркменах Корнилов был уверен на все сто процентов, успев за эти дни убедиться в их преданности.

Здесь же, в губернаторском доме, разместилась и семья Корнилова, хотя виделся с ними генерал всё равно нечасто, больше погружаясь в работу и предпочитая общаться с Голицыным, Завойко или Ханом.

А работы был непочатый край. Впрочем, привычный к подобному режиму Корнилов усердно трудился на благо Родины что сейчас, что раньше, и трудности его не пугали. Центр общественной и политической жизни плавно смещался из Петрограда в Могилёв.

Однако время в провинциальном Могилёве по-прежнему текло медленно и неторопливо, подчиняя себе образы жизни всех тех, кто приезжал сюда по службе. Генералы, офицеры, иностранные военные атташе, дипломаты, визитёры из Петрограда, все вынуждены были подстраиваться под размеренный темп местной жизни, и это несколько затрудняло дело. Нет, службу в Ставке несли круглосуточно, и телеграф отстукивал без перерывов, но донесения с фронтов Верховный получал всего дважды в день, в виде отчётов начштаба и генерал-квартирмейстера, чего в нынешней критической ситуации явно было недостаточно.

Из окон губернаторского дома открывался чудесный вид на извилистое течение Днепра, а на другом берегу виднелась какая-то деревня. Вот только любоваться видами Корнилову оказалось совершенно некогда. На следующий же день после его прибытия его аудиенции попросили офицеры Генштаба, сплошь участники монархических организаций, различных союзов, черносотенных объединений и тайных обществ.

Завойко оказался хорошо знаком со многими из них, чему генерал вовсе не удивился, и адъютант убедил его выделить хотя бы полчаса на встречу с ними. Именовалось это сборище Главным комитетом офицерского союза, обреталось при Ставке и функции исполняло в целом декоративные, как и многие другие общественные организации этого времени. Влияния на реальную политику этот комитет имел не больше, чем какое-нибудь общество любителей луковых оладий.

Так что генерал принял их достаточно неохотно, хоть и постарался этого не показывать. В офицерской столовой, где они собрались, Корнилову сначала пришлось долго выслушивать хвалебные речи в свою честь, прежде, чем хоть кто-то перешёл ближе к делу.

— Родина в опасности, — произнёс знакомый уже полковник Лебедев.