Читаем Корнилов полностью

За короткую историю существования армии у добровольцев сложились определенные представления о том, кто такие друзья и враги. Иногородний крестьянин заражен большевизмом, а значит, враг, казачество в большей мере сумело сохранить прежние ценности, и значит, казак — потенциальный союзник. В этом делении было немало странного, если вспомнить, что большинство добровольцев были уроженцами коренных губерний. Ситуация складывалась так, что добровольцы должны были чувствовать себя чужими среди своих и своими среди чужих.

Но дело было даже не в этом. Двухмерный подход на Кубани явно не срабатывал. Здесь против добровольцев с оружием в руках выступили не только пришлый элемент и иногороднее крестьянство, но и кубанские казаки. Справедливости ради, надо сказать, что ряды армии все же пополнялись казаками-добровольцами. После боя под Кореновской к отряду Корнилова присоединилась группа казаков из соседней станицы Брюховецкой. Однако эти случаи были нечастыми и не меняли общей безрадостной картины.

Трехтысячная армия была ничтожной каплей в многомиллионном российском море. При таком раскладе сил рассчитывать исключительно на оружие было нельзя. Нужно было уметь объяснить, какие цели она перед собой ставит, а здесь начинались большие проблемы. Добровольцы твердо знали, с кем они воюют, а вот за что, сказать смог бы не каждый. Для самих добровольцев этот вопрос не стоял, достаточно было слепого поклонения вождю. «Так за Корнилова, за родину, за веру!» Новый кумир без особого труда (хотя и с нарушением стихотворного размера) заменил прежнего, и все встало на свои места.

Но для крестьян и казаков этого было мало. Им нужно было иное, то, что затрагивало бы их собственные чаяния и интересы. Добровольцы же чаще всего могли ответить только сбивчивыми рассуждениями об Учредительном собрании. Р. Б. Гуль приводит в своих воспоминаниях характерный разговор, состоявшийся у него в станице Плосской с хозяином хаты, где он квартировал.

— Вот вы, образованный, так сказать, а скажите мне вот: почему это друг с другом воевать стали? Из чего это поднялось? — говорит хозяин и хитро смотрит.

— Из-за чего? Большевики разогнали Учредительное собрание, избранное всем народом, силой власть захватили — вот и поднялось.

Хозяин немного промолчал.

— Опять вы не сказали… Например, вот скажем, за что вот вы воюете?

— Я воюю? За Учредительное собрание. Потому что думаю, что оно одно даст русским людям свободу и спокойную трудовую жизнь.

Хозяин недоверчиво, хитро смотрит на меня.

— Ну, оно конечно, может вам и понятно, вы человек ученый.

— А разве вам не понятно? Скажите, что вам нужно? Что бы вы хотели?

— Чего? Чтобы рабочему человеку была свобода, жизнь настоящая, к тому же земля…

— Так кто же вам ее даст, как не Учредительное собрание? Хозяин отрицательно качает головой.

— Так как же? Кто же?

— В это собрание нашего брата и не допустят.

— Как не допустят? Все же выбирают, ведь вы же выбирали?

— Выбирали, да как там выбирали, у кого капиталы есть, те и попадут, — упрямо заявляет хозяин.

— Да ведь это же от вас зависит!

— Знамо от нас, только оно так выходит…39

Казак или тот же иногородний крестьянин мог поднять оружие против большевиков, не высчитывая собственную выгоду, только в том случае, если он воспринимал большевизм как абсолютное зло. Так и произойдет уже через месяц на Дону, а через полгода на Кубани. Пока же белые могли в лучшем случае рассчитывать на нейтралитет местного населения. В одном из донских хуторов генерал Богаевский стал свидетелем следующего разговора. Кто-то из добровольцев спросил у местного крестьянина: «А что, дед, ты за кого, за нас, кадет, или за большевиков?» Тот ответил не задумываясь: «Чего же вы меня спрашиваете? Кто из вас победит, за того и будем»40.

Мы не хотели бы упрощать ситуацию. Дело было не только в том, что Добровольческая армия не могла предложить крестьянам действительно затрагивавшие их лозунги. Очень часто те, кто поднимал оружие против добровольцев, сами не могли рационально объяснить мотивы своего поведения. Позволим себе процитировать очередной разговор. На этот раз с кубанскими крестьянами беседовал один из корреспондентов советской газеты. «Кадеты — наши враги. Они борются за сохранение потомственной земли, а большевики — это мы сами; мы хотим, чтобы земля была общая, как для иногородних, так и для казаков…

— А еще чем отличаются большевики от кадетов?

Ответа не было.

— Ну, а если кадеты отдадут землю всему народу, что тогда — будет отличие между кадетом и большевиком?

— Не отдадут, обманут… Лучше уж сразу с ними покончить, а самим забрать землю. Все надежнее будет…»41

Обе стороны не понимали и не хотели понять друг друга. Глубинные причины этого непонимания лежали в многовековой взаимной неприязни «чистых» и «нечистых». В этом и была страшная трагедия революции, делавшая неизбежной кровавую междоусобную бойню.

<p>В КОЛЬЦЕ</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза