Дом был панельный, пятиэтажный, как и все вокруг. У подъезда сидели бабки, проводили их взглядами. Бабки знали, что это идут смотреть квартиру умершей соседки. Женщина, у которой по должности хранились ключи, открыла дверь на пятом этаже. В пустой чистой комнате стояли две табуретки, оставленные наследниками за ненадобностью, да торчал у подоконника наконечник телевизионной антенны. Тот, кто вынес вещи, видимо, прибрал всюду и вымыл полы, квартира казалась новой. И тем заметнее был каждый отпечаток чужой жизни: гвозди вместо крючков, заглушка вместо одного из кранов. Полки в стенном шкафу были устланы номерами «Автозаводца» и чистыми бланками техдокументации. Вот и все. Да две табуретки посреди комнаты, на которые, видимо, ставили гроб. «Тут ей все брат делал, — сказала женщина с ключами, заметив, что Юшков смотрит на заглушку. — Такой уж человек хороший. У нее за свет было недоплачено, так он доплатил». Алла Александровна вздыхала, говорила, как страшно, наверно, остаться вот так одной, и зачем, мол, тогда жить, и никто не вспомнит, кто-то даже порадуется, что освободилась площадь… При ней можно было жить только ее эмоциями.
Она, конечно, увлеклась: тут хорошо бы это поставить, здесь это… Спохватывалась: «Лялечка, вы не обижаетесь? Я ведь просто фантазирую. Все будет, как вы захотите…» Но стоило Ляле предложить что-нибудь, доказывала, что так будет плохо, и предлагала свое. И Ляля тотчас соглашалась.
Ужинали у тещи. Сидели все на кухне. Теща радовалась: устроила без очереди квартиру, внесла за нее деньги, договорилась о мебельном гарнитуре. Алла Александровна заметила: «Тяжело им будет отдавать такой долг». Теща смутилась: «Никто же не торопит, когда смогут, тогда отдадут, а нет, так и без них разберемся». «Конечно, они отдадут», — сказала Алла Александровна, словно успокаивая сватью, и всем стало неловко. Она все говорила правильно, и тягостное чувство, которое возникало от ее слов, никто, кроме сына, не ставил в вину ей. Все знали, что сама она отдает последнее, тратит на сына и невестку все, что может выкроить из учительской пенсии. Теща, уже чувствуя себя виноватой, сказала: «Ну, слава богу, что хоть своя крыша есть. В очереди-то лет пять можно было прождать». «Кто-то и ждет», — ответила Алла Александровна.
Ее в этом доме побаивались. Когда обсуждалось, где устраивать свадьбу — гостей набиралось все-таки полсотни, — она сказала: «Может быть, не стоит так пышно? Соберемся, может быть, в семейном кругу?» «Почему же?» — насторожилась теща. Алла Александровна тонко улыбнулась: «Ну, все-таки… им уже по тридцать лет». Теща ей этого, конечно, не простила, а Ляля сказала: «Ты что же, мама, думаешь, Алла Александровна меня уколоть хотела? Просто не подумала, что мы можем обидеться».
И вот когда пили на кухне чай и Алла Александровна нахваливала варенье, спохватившись, что ни за что ни про что наговорила хозяйке неприятностей, и стараясь сгладить это неумеренными похвалами, когда все радовались квартире, Ляля решила: «А мы обменяем две на одну и будем жить вместе с Аллой Александровной». Теща и Юшков переглянулись ошеломленные. Алла Александровна великодушно сказала: «Нет, дети мои. Когда вам будет нужно, я буду приходить, но родители и дети должны жить отдельно». «Правильно», — поторопилась теща. Юшков сказал: «Да это, наверно, и трудно — обмен». «Почему же, — возразила Алла Александровна. — Две на одну всегда легче обменять, но родители и дети должны жить отдельно. Особенно с таким характером, как у меня». И посмотрела на сына. Она знала, что сегодня он сердит на нее, и знала отчего, и ему стало жалко ее.
Он думал о заглушке вместо крана и гвоздях вместо крючков в оставленной для них квартире и о том, что брат умершей заплатил за свет. Было в этой свободе от долгов что-то дразнящее его.
Позже, когда все разошлись, Ляля, стянув платье, посмотрела на отражение в стеклах книжной полки: «Почему все говорят, что у меня красивые ноги? Разве они не худые?» Им было все лучше и лучше друг с другим, Казалось, что лучше уже нельзя, но таяли еще какие-то тончайшие льдинки, прибавлялось доверия и внимания друг к другу, прибавлялось и опыта, и становилось еще лучше. Ирина Сергеевна что-то отняла… или же прибавила что-то, чего не должно было быть.