Не дозвонившись, поехал на авось. Застал хозяев за ужином на кухне. «Что-то случилось?» — спросила Валя. А он-то думал, что на его лице нельзя ничего увидеть. Чеблаков вытащил из холодильника вчерашнюю бутылку, взглядом спросил: будешь? Юшков отказался. Чеблаков сунул ее назад. Кончив ужин, Валя ушла из кухни. Это у них было правило: в мужнины дела она не вмешивалась. «Ну что там?» — спросил Чеблаков. «Белан арестован». — «Черт, — опешил Чеблаков. — Не может быть!» — «Как сказал мне следователь, мне кажется, вам так не должно казаться». — «Значит, точно?» — «Я сейчас от его бывшей жены. Так сказать, лично присутствовал при обыске». — «Чего тебя туда понесло?» — спросил Чеблаков. Юшков ответил: «Надо было». Чеблаков не обратил внимания. Он думал о Белане. «Отыгрался Толя… Ты знаешь, я ему завидовал. Талантов у него тьма, но он зарывался. Он всегда зарывался и играл на публику. Мы с ним недавно ехали вместе в поезде. Случайно получилось. Я — в Люберцы, он — в Подольск. Так, знаешь, ему удовольствие было — вытащить пачку денег, чтоб я видел. Поразить. Вот, мол, как его в командировку отправляют. Мол, дирекция доверяет важные дела. Двадцатку шоферу выписать через секретаря за экстренный рейс — он из этого спектакль устраивал». Юшков кивнул: «Видел». — «У меня всегда было чувство, что он рано или поздно влипнет. Хохлов знает?» — «Похоже на то. Я пробовал ему позвонить, он прервал разговор». «Струсил», — сказал Чеблаков. «А он-то при чем?» — «Ну, старик, теперь все будем при чем… Тебя, между прочим, можно поздравить с новой должностью. Ты теперь начальник отдела». «А знаешь, — сказал Юшков. — Мне не хочется. С меня уже хватит. Встретил я вчера одноклассника. Модельщик седьмого разряда. Триста рублей. Вечерами не знает, куда себя девать». — «Ну-ну, старик. Рано ты сдаешься». — «Я здорово в эту историю влип», — сказал Юшков.
Он не собирался говорить. Сорвалось само, потому что все время думал об этом. «Не чуди, — сказал Чеблаков. — Как ты мог влипнуть?» «Скучно рассказывать. Я им соврал, и они это понимают». Чеблаков покосился на дверь. Она была приоткрыта, он захлопнул ее и сам на себя рассердился за этот жест. «Какого же ты лешего врал?» — «Не знаю. Там было два следователя. Один здорово меня раздражал. Мне все время хотелось его злить». — «Ну, знаешь… это уж… Да ты как Белан!» — «Избыток инициативы. Самая глупая штука. Белан, мне кажется, не ради денег рисковал. Он рисковал ради риска». — «Давай, старик, без самокопания. Это у тебя, может быть, такая психология, а у него именно ради денег». — «Может быть, — сказал Юшков. — Может быть».
Утром тесть сказал: «Ты приказом назначаешься исполняющим обязанности… Хлебнем мы еще полной ложкой». В отделе никто не работал. На первом этаже, там, где было окошко табельной и висели на стенах щиты наглядной агитации, толпились кладовщицы и водители. Шумели, обсуждая новость. Все уже знали об аресте начальника. Рослый дядька, водитель Качан, втолковывал женщинам в телогрейках: «…да хоть кто! Умный, дурень — хоть кто! Один он никак не мог!» Увидел Юшкова, осекся.
Пришли следователи. Старший был из Москвы, следователь по особо важным делам, фамилия его была Шкирич. Парень в замшевой куртке и очках, Поздеев, был местным инспектором ОБХСС. Им отвели комнатку на складе резины, туда таскали скоросшиватели, там отвечали на их вопросы. Секретаршу продержали в этой комнатке час. Юшков вызвал ее потом к себе с бумагами, ждал, что она все ему перескажет, но она молчала. Ему позвонили, когда завсектором двигателей Фаина отказалась дать свои ведомости: мол, без начальника не имеет права. Юшков сказал: «Фаина, показывай все и на все вопросы отвечай как на духу». «Когда же мне работать? — в сердцах сказала она. — Меня на конвейер вызывают. Там что-то с фильтрами». «Фильтрами я сам займусь», — сказал он и проторчал на конвейере до часа, не успел пообедать. А повестка была на два часа.