Коробка в форме сердца

По телевизору показывали «Май Кемикл Романс»[46] в гостях у Конана[47]. Колечки в губах и бровях, волосы торчат кверху иглами дикобраза… однако под густым слоем белого грима и черной помадой на губах все они казались компанией пухлощеких детишек — вполне возможно, всего пару лет как из школьного маршевого оркестра. Музыканты скакали из стороны в сторону, падали друг на дружку, будто сцена под ногами бьет током, играли отчаянно, лихорадочно, будто вот-вот обмочатся с перепугу. Джуду эти ребята нравились. Интересно, который из них умрет первым?

После ужина Джорджия погасила прикроватную лампу, и оба улеглись в постель, а собаки свернулись клубком на полу.

— Похоже, не помогла моя идея от него избавиться, — сказала Джорджия уже без акцента Дейзи Дьюк[48]. — Спалила я этот костюм, а толку?

— Однако идея-то была неплоха.

— Нет, вряд ли… это же он меня надоумил костюм сжечь, верно?

Джуд промолчал.

— А что, если нам вообще не удастся придумать, как от него избавиться? — не унималась Джорджия.

— Значит, придется день и ночь собачьи консервы нюхать.

Джорджия рассмеялась, щекоча дыханием его шею.

— А куда мы все-таки едем? И что делать будем, когда доберемся? — спросила она.

— Потолкуем с той женщиной, приславшей костюм. Выясним, не известно ли ей, как его отвадить.

С I-95 доносился гул моторов. За окном стрекотали сверчки.

— А если не признается? Силой заставишь?

— Не знаю. Хотя вообще-то могу. Как рука?

— Заживает, — ответила Джорджия. — А твоя?

— Тоже, — заверил ее Джуд.

Однако сам он соврал и был на все сто уверен, что Джорджия врет тоже. Как только они заселились в номер, она отправилась в туалет сменить повязку. Следом за ней в туалет, поменять бинты, отправился Джуд и там, в корзине для мусора, нашел ее старые бинты. Вытащив из корзины полосы марли, он осмотрел их. Бинты оказались густо заляпаны запекшейся кровью и еще чем-то желтым — должно быть, гноем: вони гниющей раны не заглушал даже резкий запах антисептической мази.

Что до его собственной ладони, нанесенную самому себе рану, похоже, требовалось зашить. С утра, перед отъездом из дому, Джуд вытащил с верхней полки кухонного шкафчика аптечку первой помощи, залепил порез несколькими полосками пластыря для бесшовного сведения краев ран, а сверху забинтовал покрепче. Однако порез продолжал кровоточить, и к тому времени как он снял повязку, кровь начала проступать сквозь бинты, а рана между полосками пластыря разошлась, раскрылась, будто влажный малиново-алый глаз.

— А девушка, покончившая с собой… та, из-за которой все это заварилось, — начала Джорджия.

— Анна Макдермотт, — подсказал Джуд, на сей раз назвав ее настоящим именем.

— Анна, — повторила Джорджия. — Тебе известно, с чего она решила уйти из жизни? Не оттого, что ты велел ей проваливать?

— Очевидно, ее сестра так и думает. И приемный папаша, полагаю, тоже, раз уж покоя нам не дает.

— Этот дух… умеет подчинять себе людей. Заставлять их делать, что ему требуется. Вроде как меня костюм сжечь заставил. И Дэнни заставил повеситься.

О Дэнни Джуд рассказал ей в дороге. Выслушав его, Джорджия отвернулась к окну, какое-то время негромко плакала, сдавленно, влажно всхлипывала, но мало-помалу ее плач перешел в неторопливое, мерное посапывание спящей. С тех пор о Дэнни никто из них до сей минуты вслух не вспоминал.

— Мертвец наш, приемный папаша Анны, — пояснил Джуд, — выучился гипнозу, пытая чарли[49] во время военной службы, а демобилизовавшись, стал зарабатывать гипнозом на жизнь. Менталистом рекомендоваться любил. При жизни вводил людей в гипнотический транс при помощи этой своей цепочки с кривой серебристой бритвой на конце, но теперь, мертвый, больше в ней не нуждается. Просто… он говорит что-нибудь, а ты, хочешь не хочешь, должен слушаться. Раз — и будто сидишь в сторонке да смотришь, как он гоняет тебя туда-сюда. А сам даже не чувствуешь ничего. Тело становится вроде тряпья, костюма, только носишь его не ты — он.

«Вроде костюма для мертвеца», — мелькнуло в голове.

— Вообще, я о нем мало что знаю, — содрогнувшись от отвращения, продолжал Джуд. — Анна об отчиме распространяться не любила. Помню, рассказывала, что одно время зарабатывала на жизнь гаданием по ладони, а выучилась этому от приемного папочки. Он вроде как всю жизнь интересовался малоизученными свойствами человеческого разума. К примеру, по выходным подрабатывал лозоходцем.

— Лозоходцы… это такие — машут в воздухе палками и воду ищут? Моя бабуля, когда колодец у нее пересох, наняла старика-хиллбилли с полным ртом золотых зубов отыскать новый источник. У него для этого прут ореховый был.