Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают

— Труп. Огнестрельное ранение в грудь. Рана как раз напротив сердца, — и почему-то добавил: — Как у той женщины с чердака. Опергруппу из РОВД уже вызвал, в гарнизонную Прокуратуру тоже звякнул. Давай колоть этого…

— Мужики, это не я, это он сам в себя… я здесь ни при чем, — и заплакал.

— Ну да, ну да! Кто б сомневался. Вот только почему ты весь в крови? — и он показал на красные капельки спереди на всегдашней белой рубашке судьи.

В общем, посадили мы его в прокурорский «газик», и судья рассказал о произошедшем примерно так:

— С капитаном я договорился о встрече еще в городе: мол, надо как мужикам поговорить. Сегодня утром я пришел рано — капитан еще в трусах был. Говорили мы с ним минут 15. Он был спокоен, даже чересчур, как я сейчас понимаю. А потом — нет-нет, мы не ругались, никто никому не угрожал! — он из стола достал «макара» и спокойно так говорит:

— А вот я сейчас тебя шлепну, и все разговоры закончатся. Все для тебя закончится! Я отсижу, а ты…

Потом он пару минут молчал, пристально разглядывая меня. И после этого, видимо, приняв окончательное решение, он так же спокойно сказал:

— Судья, я не в претензии, что ты увел у меня жену. Просто все в моей жизни сломалось, а ты — так, никто… последний штришок этой поганой жизни. Помнишь стих:

Все разбилось, поломалось.
Нам осталась только малость:
Только выстрелить в висок… —

и громко, прямо взахлеб рассмеялся. Отсмеявшись, он помолчал чуточку и сказал:

— Ну а ты и сам скоро узнаешь, какое золотце тебе досталось, — и снова засмеялся, — рыжее… рыжее… рыжее… золотко!

Потом, не прекращая смех, он очень быстро повернул пистолет к себе дулом, приставил его к груди и выстрелил. Я пытался откинуть его руку, но не успел.

— Вот так, со слов судьи, и было дело, — закончил рассказ прокурор.

— Ты веришь ему?

Однако вопрос остался без ответа, так как эксперта пригласили в дом для осмотра места происшествия.

Труп капитана вскрывали через день, вдвоем с приехавшим из города военным судебно-медицинским экспертом — первичная комиссионная экспертиза.

И буквально на следующий день грянула оглушающая новость! Пуля, изъятая из трупа Капитана, и пуля, изъятая из трупа убитой летом женщины, были выпущены из одного ствола: того самого пистолета, из которого и застрелился капитан!

Эту новость мне сообщил прокурор. Видели бы вы его в тот момент!

— Так что получается? — спросил эксперт. — Женщину застрелил капитан, а потом из того же ствола и себя? Или и женщину, и капитана пристрелил судья?

— В том-то и дело, что судья исключается. Он с женой во время убийства женщины был в отпуске, в Анапе.

— Значит… капитан?

— Получается так. Но ведь это абсурд, они были незнакомы. По крайней мере, никто их не видел вдвоем, нет никаких данных об этом. И если это так, то какие мотивы для того убийства?

— А может, он маньяк?

* * *

Тут Александр Ильич прервался и рассказал, что судью не задерживали, только отстранили от работы. А буквально через неделю в Прокуратуру городка пришел пакет из Облпрокуратуры, а в нем — посмертное письмо капитана. Он, оказывается, написал его незадолго до самоубийства. Написал и отправил в обе прокуратуры — военную и нашу.

Тут Ильич залез в свой старомодный обшарпанный портфель — не иначе, ровесник самого хозяина, достал папку и, раскрыв ее, сказал:

— Это копия того самого письма. Так, — сказал Ильич, листая бумажки, — ну тут в самом начале обращения он указывает звания тех, кому он писал, официальная часть… это пропускаем… так. Вот, нашел, слушайте: