Адское пламя поднялось к самому небу, повалил густой черный дым, и охваченные огнем пушкари, вопя от ужаса и боли, бросились в тающие сугробы. Увы, в живых остались немногие. Погиб и главный артиллерист, его шлем с петушиным пером позднее нашли во рву перед самой крепостью.
Известие о происшествии с пушками вызвало в фургончике дядюшки Ксенофонта искреннюю и бурную радость. Особенно веселились отроки: все ж таки в этой диверсии имелась и немалая их заслуга. Кто лазал по всем позициям? Кто шастал, выпрашивая милостыню у пушкарей, а заодно и высматривая все, что было нужно? Нет, не зря рисковали ребята! Кто-то из посланных ливонским монархом людей все же сделал свое дело, и теперь у шведов не осталось самых лучших стволов, без чего затевать новый штурм было бы гиблым делом.
– А, как громыхнуло-то?! – раздувая костер, восторженно сверкнул глазами Егорка.
Его сотоварищ, мелкий Левка, важно поправил шапку:
– Я думал, они раньше взорвут… А тут – перед самым штурмом, ух ты! Говорят, свей теперь не ведают, что и делать.
– Из Стекольны новые пушки привезут, – глубокомысленно заметил Федька. – Или еще откуда-нибудь притащат. Коли позволят им… Эх, теперь бы нашему королю – быстро! Конницу бы послать, да… О, смотрите-ка, Графа! Эй-эй, Аграфена! Ты ведь тоже слышала, да?
– Да уж, тут и глухой услышит, – отряхнув с армянка остатки снега, девушка уселась поближе к костру. – Рвануло знатно! Свен от этого не скоро оправятся… а может, и вообще осаду снимут, уйдут.
– Слышь, Графа, – присев рядом с рыжей, понизил голос смуглоликий Федька. – А кто это, а? Ты ж кому-то про то, что мы высмотрели, сообщила?
– А ты как думал? – Сашка повела плечом и хмыкнула. – Конечно, сообщила… А кому – не скажу. Много здесь наших. Однако меньше знаешь – крепче спишь.
Посмотрев куда-то поверх голов сидевших у костра отроков, рыжая вдруг осеклась и насторожилась. Парни резко обернулись, увидев идущего прямо к кибитке ландскнехта в панцире и вальяжно накинутой на плечи дорогой шубе, порванной в нескольких местах так, словно ее хозяина драли медведи или уж по крайней мере волки.
Острый взгляд, вытянутое, не отличавшееся особенной добротою лицо, за спиной – полутораручный меч, «ублюдок»-бастард с волнистым лезвием, наносящий страшные раны. Обладателей таких мечей враги в плен не брали…
– Отпетый! – шепнул Левка Егорке. – А ну-ко, бежим, робяты!
– Сидеть, – негромко сказал ландскнехт. Сказал по-русски.
Сашка тут же вскочила на ноги:
– Так ты, мил человек…
– Уходите, – оглянувшись, продолжил незнакомец. – Здесь, чуть южнее, овраг – знаете?
– Угу!
– За ним перелесок, потом кленовая рощица – а там уже и наши. Всего-то верст пять.
Сказал и тотчас ушел, не реагируя ни на какие «подождите, дяденька».
– Сидеть! – глядя вслед наемнику, прикрикнула на мелких рыжая. – Не дергайтесь, отроци. Сказано же – вечером. Как стемнеет, уйдем. Недолго уж…
– Наверное, награду нам какую дадут? – мелкий Левка сдвинул на затылок треух и мечтательно прищурил глаза. – Талер! Или даже – два.
Пригладив темные, растрепанные ветром локоны рукой, смуглый Феденька расхохотался в голос:
– А зачем тебе талер, Лев?
– Ну… нашел бы зачем… – растерянно отозвался мальчишка. – Всяко на что-нибудь пригодился бы.
– Я – так на дом начну копить, – Егорка обстоятельно погладил себя по бокам. – Или на мельницу.
– Так на дом или на мельницу? – хохотнула Сашка.
– На дом!.. И на мельницу.
Парнишка сурово засопел носом и обвел приятелей тем самым оскорбленно-недовольным взглядом, который обычно бывает у тех, кто вот-вот готов броситься в драку. Верно, и бросился бы, да не успел – вернулся дядюшка Ксенофонт с полной толикой новостей и предостережением не высовывать из ельника и носа.
– У шведов в стане переполох. Ну, вы, верно, и без меня знаете, – усевшись к костру, Ксенофонт почмокал губами. – Хватают всех да каждого, пытают. В лагерь к ним лучше и не ходить.
– А сюда, дядюшка? – вскинула глаза рыженькая. – Сюда шведы не нагрянут?
– Сюда – нет. Здесь ревельские немцы искать будут… Но так, вполсилы. Не очень-то они шведов любят, особенно после недавней драки.
– Это когда из-за девок-то мордасы друг дружке колошматили? – скромненько опустив очи долу, Сашка проявила полное знание темы.
– Да, тогда, – уходя в кибитку «малость отдохнуть», дядюшка Ксенофонт с подозрением посмотрел на девчонку, однако ничего не сказал, лишь велел ставить на костер котел да начинать варить ужин.
Ужин – это было кстати, не голодными же всю ночь шастать? Оно, конечно, пять верст вроде и не велико расстоянье-то, однако – в темноте, да по лесам, по оврагам. Уж тут торопиться себе дороже! Ноги переломаешь – и дальше что?
– Графа, а ты тоже талеры копить будешь? – продолжая начатый разговор, спросил Феденька. – На дом?
Сашка откровенно – во весь голос – расхохоталась, так что, верно, и на раковорских стенах было слыхать.
– Я не копить буду, Федь. Я тратить буду!
– Тратить? А…
– Я ж замуж собралась, забыли? Его величество обещал достойного жениха подобрать. А раз уж он сказал – не обманет!