О том, как ссорились рыцари на пиру и что произошло на турнире
Но встал тут со своего сиденья сэр Динадан и поднял свой кубок.
– Так выпьем же, благородные сэры, за мудрость Гарета Белоручки! Только вот боюсь я, если все мы разом отправимся за отпущением грехов, не хватит во всей Британии святых отцов, чтобы выслушать нас. Что же до Святого Грааля, то, уж видно, нашим детям придется отправиться на этот подвиг. Разве только пойдут за отпущением грехов наши клинки вместо нас. Сэр Кэй, благородный рыцарь, в какой храм пошлете вы свой доблестный мушкель?
Сэр же Кэй от гнева стал краснее вина в своем кубке.
– Желтоволосый болтун! – вскричал он. – Твое счастье, что мой мушкель полеживает нынче в сундуке, иначе пришлось бы сэру мушкелю взять еще один грех на свою железную душу!
И смолкли все в зале, ибо не бывало еще такого, чтобы за Круглым столом грозили рыцари расправой друг другу. Но не смутился Динадан Соломенный.
– Полно вам гневаться, благородные рыцари. Послушайте-ка лучше о том, как задумал получить отпущение своих грехов некий доблестный рыцарь. А прозвище у него было – Крепкоголовый, ибо мало кто мог остановить его в бою и не было для него лучшей забавы, чем яростная схватка. Что же до имени Крепкоголового, то не все ли равно – ведь нет того рыцаря в живых, а подвиги его забылись. Только и осталось от него на земле что эта история о его покаянии.
Вот однажды, после того как Крепкоголовый славно потрудился своим клинком на поле боя и многих добрых бойцов изувечил, а иных убил до смерти, приснился ему сон. И в том сне оказался его меч хрупким, как пастушеский посох, а латы и шлем не прочнее яичной скорлупы. «Будь я проклят! – вскричал Крепкоголовый, проснувшись. – И приснится же такое рыцарю. Добраться бы до того чародея, что напустил на меня такой сон!» А когда настало утро, позабыл он о том, что было ночью, и отправился на охоту, и до позднего вечера гонял он кабанов в лесных дебрях и бил длинным копьем красавцев оленей. Но едва настала ночь, как тот же мерзкий сон пришел к рыцарю, только на этот раз еще и конь сбросил его на землю.
Чтобы разогнать тоску, весь день пировал рыцарь в своем замке, а бродячие певцы-менестрели пели ему о его доблести. Однако едва пришла ночь и сон одолел Крепкоголового, как вернулся к нему тот же кошмар, да еще увидел он, что его взяли в плен и ведут на веревке, точно вола или барана.
С проклятьями проснулся рыцарь, поднялся в седло и в великом гневе выехал за ворота замка. Казалось ему, что меч сквозь ножны жжет его бедро и рвется в сечу. «Муками Господа нашего клянусь, – сказал рыцарь, – какие бы глупости ни снились мне, я вдоволь напою сегодня свой меч кровью, а иначе – пусть до конца жизни не смогу я снять свои доспехи!»
И едва он произнес это, как скачет ему навстречу рыцарь. Мигом укрепил Крепкоголовый свое копье в упоре и ударил на того рыцаря. Добрый удар нанес Крепкоголовый в середину щита. Ведь был он умелым бойцом. Однако же копье его разлетелось в щепы, а противник и не покачнулся в седле. Выхватил он тогда свой блещущий клинок и рубился, покуда были у него силы и дыхание. Но ни один из его ударов не достиг цели. Неизвестный же рыцарь стоял как утес, и дыхание его было ровным и могучим.
Наконец опустились у Крепкоголового руки, а из-за забрала неизвестного рыцаря раздался гулкий голос:
– Твоя клятва услышана, Крепкоголовый! – И с тем неизвестный рубанул Крепкоголового по груди крест-накрест.
Страшная боль прохватила обессилевшего рыцаря от головы до пяток, и рухнул он с коня.
Когда же он очнулся, то не было рядом с ним никого, и целы были его доспехи, и меч лежал поблизости. Подивился рыцарь тому, что с ним приключилось, поднялся в седло и вскорости был уже у себя в замке. Кликнул он слугу, чтобы тот помог ему снять доспехи, и слуга живо расстегнул застежки на латах. Но стальная броня не снималась с могучего тела Крепкоголового. Подобно черепашьему панцирю, срослась она с кожей рыцаря, и одно только забрало мог подымать он. Кликнул он кузнеца, чтобы тот разрубил или распилил доспехи, но едва кузнец принялся пилить сталь, как почувствовал Крепкоголовый такую боль, что нечего было и пытаться освободить его. В отчаянии несчастный рыцарь снова поднялся в седло и много дней, подобно лесному чудищу в железной шкуре, скитался по лесным дебрям, пока наконец его изнемогший конь не остановился перед хижиной святого отшельника. Тупым концом копья постучал Крепкоголовый в низкую дверь, и отшельник прервал свои молитвы и вышел к нему.
– Святой отец! – проговорил Крепкоголовый. – Если слышит Господь твои молитвы, помоги несчастному рыцарю.
И святой отец зазвал его к себе в хижину и выслушал рассказ Крепкоголового. Когда же замолчал рыцарь, то отшельник сказал ему: