Король Аттолии

– Нет, – возразил Релиус. Приподнялся на локте, не обращая внимания на боль, пробужденную этим движением. Важнее всего было не допустить, чтобы королева недооценила степень его вины. – Это я вас подвел. Подвел вас. – И неловко добавил: – Ваше величество.

Она с грустью спросила:

– Значит, я уже больше не твоя королева?

– Всегда, – потрясенно прошептал он, вложив в это слово всю свою душу.

– Я должна была это понимать, – сказала она. – Должна была больше верить в будущее, а не пытаться воссоздать прошлое.

– У вас не было выбора, – напомнил Релиус.

– Я тоже так считала. Полагала, что это необходимая жертва, одна из тех многих, какие мы приносили вместе. Я ошибалась. Все эти годы я доверяла тебе, Релиус; не надо было отказывать в доверии и на этот раз. – Она склонилась над ним, поправила простыни, разгладила морщинки. Сказала: – Мы не можем простить сами себя. – Релиус понимал, что он-то сам себя никогда не простит, не заслуживает прощения, но помнил, как Эвгенидес говорил о нуждах королевы. Он долго размышлял об этом одинокими ночами в лазарете. – Может быть, сумеем простить друг друга? – предложила королева.

Релиус стиснул губы, но кивнул. Он примет прощение, которое считал незаслуженным, если это поможет снять с королевы хотя бы часть ее бремени.

Королева спросила:

– Что ты теперь думаешь о моем короле? Он порывист? Неопытен? Наивен? – Она повторяла его же слова. Ее голос, утешительно спокойный, до боли знакомый, немного облегчал тяжесть его горя и стыда.

– Он молод, – хрипло ответил Релиус.

Настала очередь удивляться Аттолии. Она еле заметно выгнула бровь.

Релиус покачал головой. Он не смог найти слова и сказал не то, что надо.

– Я хотел сказать, что через десять лет… через двадцать… – Он боялся облечь мысли в слова, как будто, произнеся их вслух, мог разрушить свои надежды.

Аттолия поняла его:

– Золотой век?

Релиус кивнул:

– Он этого не видит. Не хочет быть королем.

– Он сам так сказал?

Релиус покачал головой. Король этого не говорил, но секретарь понял и без слов.

– Мы беседовали о поэзии, – сказал он все еще неуверенно. – Вспомнили новую комедию Аристофана о крестьянах. Он сказал, что вы подобрали для меня небольшую ферму, и предложил написать пьесу об этом. – Релиус был из тех, чья жизнь зависит от острой проницательности. – Он женился на вас не для того, чтобы стать королем. Он стал королем, потому что хотел жениться на вас.

– Он сказал, что не станет умалять мою власть и править моей страной. Намеревался быть чисто декоративной фигурой.

– Не позволяйте ему этого. – Сказав это, Релиус прикусил язык – уж не перестарался ли он. Но королева мягко развеяла его сомнения.

– Релиус, разве моя рука недостаточно сильна? – Улыбка не отражалась на лице, но слышалась в голосе, и Релиус, прекрасно понимавший ее интонации, уловил это и вздохнул спокойнее.

Королева продолжила:

– Как бы крепко я ни держала бразды правления, но, пока у меня не было мужа, бароны не прекращали борьбу. Они боялись, что мою власть может перехватить кто-нибудь другой. Мир мог наступить только после того, как они уверятся, что эта цель недоступна ни для них, ни для их соседей. Да, среди них много глупцов и есть разжигатели войны, но в основном, как известно и тебе, и мне, они борются со мной, потому что боятся друг друга. Если бы на престоле был король, твердый в своей власти, бароны стали бы едины. Я постаралась выиграть время до прихода медийцев, – продолжила она. – Если Аттолия не объединится, то после их нового удара не останется никого – ни короля, ни королевы, ни патрициев, ни охлоса. Но станет Эвгенидес королем или будет лишь казаться им, зависит не только от меня.

– Он отказывается?

– Он отказывается и защищать, и утверждать свое положение. Просто смотрит в другую сторону и делает вид, будто не слышит. Его невозможно ни вести, ни подталкивать. Эддисский посол перепробовал все, включая, по-моему, даже принуждение, и у него ничего не вышло. Мне кажется, он боится.

– Орнон или король?

– Оба. Орнон с каждым днем все больше и больше походит на человека, стоящего на краю обрыва. Но Эвгенидесу, по-моему, страшно.

– Чего он боится?

– Неудачи, – сказала королева – видимо, считала, что уж этот-то страх хорошо знаком Релиусу. – Боится украсть у меня мою власть.

– Но вы только стали бы сильнее.

– Знаю, – успокоила его Аттолия. – Я же не говорила, что боюсь. Однако ему, мне кажется, страшно. Он боится собственной жажды власти. Нельзя сказать, что он не привык обладать властью. Ему доводилось отдавать приказы, но это всегда делалось в секрете. Я, конечно, могла бы приказать ему стать королем. Он исполнит любую мою просьбу.

– И это только подтвердит, что власть принадлежит вам, а не ему, – заметил Релиус.

– Вот именно, – подтвердила королева.

Релиус присмотрелся к ней. Она не казалась чрезмерно обеспокоенной.

– Не сомневаюсь, моя королева, что вы встретили равного себе спутника. И он тоже.

– Он упрям, – напомнила королева. – И очень силен.

– Наверно, в истории с падением Эрондитеса он показал себя? – спросил Релиус.