Король-Беда и Красная Ведьма

Как по-разному, оказывается, пахнет дым! Когда по осени, после того как убран урожай, на полях жгут растительные остатки, он приносит с собой запах достатка, шашлыка, октябрьского эля. Он поднимается столбом к чистому небу и тает в нем, символизируя круг жизни и непрерывность ее ритуалов и непреложность ее простых истин. Но сегодня ветер бросал им в лицо иной дым: тяжелый, липнущий к земле… А запах! С чем еще можно сравнить запах гари от человеческого жилья? Он горький, черный, он плотно застилает небо, от него першит в горле и на языке остается привкус, как от подгоревшей каши. Рэндалл Баккара, Рэндалл Блистательный входил в историю своей страны под метким прозвищем Король-Беда.

Пошатываясь от усталости и ломоты в онемевших руках и ногах, но не поддерживая друг друга и даже друг друга не касаясь. Ара и Хаф приближались к нависшим над дорогой тяжелым взлобьям городских стен. Как будто были арьергардом занявшей его армии. Оборванными тенями. Символами преступления и нищеты, входившими в город следом за прокатившейся над ним войной.

В воротах наблюдалось интенсивное хождение. Впускали и выпускали всех, но выходящих подвергали досмотру на предмет вывоза ценностей и съестных припасов, имевших стратегическое значение. Цель Самозванца была при этом вполне ясна: заняв город в преддверии зимы, он охотно избавлялся от лишних едоков, которых в случае угрозы голода пришлось бы кормить из захваченных закромов. К тому же голодные горожане представляли угрозу бунта. Позволить же себе упустить продовольствие он не мог. Оставшиеся имели право торговать зерном по твердой, хотя и слегка заниженной цене, и те, кто этим не жил, остались даже довольны. Право уйти имел любой, равно как и сопряженное с ним право сдохнуть с голоду на опустошенных войной землях.

Рачительность нового хозяина оказала Быку добрую услугу. Поскольку Рэндалл нуждался в продовольствии и эта нужда сохранялась по крайней мере до весны, до тех пор, пока не просохнут дороги, он не позволил своим солдатам разграбить город, и даже более того, позаботился пресечь мародерство местных, жаждавших, как это водится, поживиться под шумок на общей беде. Становясь здесь лагерем, он нуждался в а порядке. Никаких грабежей, никакого насилия, способного — спровоцировать организованное сопротивление, никаких болезней. Путники застали регулярные части проверяющими колодцы на предмет отравы. Всюду возле продовольственных складов была выставлена охрана, и она отнюдь не выглядела праздной. Ожидалось, что патриоты могут попытаться поджечь хранилища и спровоцировать репрессии. Гражданскую администрацию умело разбавили в нужной пропорции своими людьми, привели к присяге и оставили работать. Военную верхушку, сменив, естественно, коменданта, перевербовали в один вечер.

Справедливости ради следует заметить, что подобное великодушие победителя Король-Беда проявлял далеко не всегда. Не тогда, когда оно могло вызвать недовольство его собственных подчиненных. Чаще всего, и особенно в тех городах, которые упорствовали, а пуще — дорого обходились, он позволял своим эти почти возведенные в закон три дня повального насилия и грабежа, заставляя их насытиться и пресытиться, и каким-то образом никто никогда не настаивал на продолжении банкета. В конце концов, это были его собственные города, и то, что в них бралось, естественным образом уделялось им от его щедрот. В правомочности этой софистики никто не сомневался.

Город, содержащийся в строгом военном порядке, — это было совсем не то, на что рассчитывал Хаф. Напряженный, тихий, образцовый. Горожане словно затаили дыхание. В таком состоянии чрезвычайно трудно кого-либо разжалобить или обмануть. А воровать вообще практически невозможно: убьют на месте, невзирая на масштаб провинности. Потом, конечно, все устроится, обыватель расслабится и жизнь закрутится своим чередом. Но жить и есть им надо было сейчас, когда голод сводил внутренности в один тугой липкий и ошеломляюще маленький комочек, а холод даже и думать на улице не позволял.

Они все же нашли какую-то ночлежку, омерзительный темный и тесный вонючий клоповник, каким Ара, будучи маминой дочкой, побрезговала бы еще пару месяцев назад. Хозяин с сальной рожей, сразу пробудившей ее полузамерзшую ненависть, долго упирался и пропустил их внутрь, лишь когда серебряная бона перекочевала из руки Ары в его жирную пятерню. Почему-то подумалось, что с ним будут проблемы.

Будущее, по крайней мере ближайшее, предстало их глазам в виде широких лавок, тесно составленных друг к дружке и заваленных тряпьем вместо тюфяков. Это называлось «спальными местами с постельными принадлежностями», и цену он за это хотел соответствующую названию. Сейчас, днем, здесь было почти пусто. Обитатели шныряли по городу, правдами и неправдами добывая себе средства на проживание и пропитание. Хотя, впрочем, зачем себя обманывать? Те, кто докатился до этого жилья, праведными трудами уже не промышляли.