С первого взгляда трудно было отдать предпочтение кому-либо из них. Рэндалл был вдвое моложе, намного подвижнее, его боевая школа была свежее — ведь он учился в Камбри, куда стекались все новые веяния в любых искусствах. Его меч был длиннее и тоньше, скорее шпага, стремительно входившая в моду в последнее десятилетие. К тому же он был красив той выразительной красотой, что берет женщин за сердце и сжимает его железной перчаткой, и так строен, что мог спрятаться за лезвием меча, а потому все куртуазные дамы стояли за него горой. Зато Гайберн Брогау, казалось, врастал ногами в землю и производил впечатление человека, которого можно рубить и рубить и которому от этого не будет никакого убытка.
Аранта… волновалась. Не так, как тогда, в сражении под Констанцей, когда смерть летела на него со всех сторон, но все же изрядно. Главным образом потому, что не видела, чтобы он каким-то образом применял магию. Все, не подкрепленное их общим тайным даром, несло в себе вероятность двойственного исхода. Но в конце концов, у Рэндалла на то могли быть свои причины. Это был его личный враг, а личный враг — это святое.
Столкнувшись, позвенели, Рэндалл отхлынул, как прибой от скалы, но обескураженным не казался. Скорее наоборот.
— Полегче, — сказал Брогау. — Имей уважение если не к моему сану, то хотя бы к возрасту.
— Я гарантирую тебе похороны со всеми воинскими почестями. В главном соборе Констанцы. Прорубь, извини, — Рэндалл увернулся от длинного низкого выпада, — для королей.
— Я слышал, Камбри мертв, — заметил Брогау, отступая и разворачиваясь так, чтобы острие меча, которым Рэндалл играл намеренно, не слепило его.
— Если так, ты слышал и о том, кто именно его убил.
— Мне жаль.
— Тебе и должно быть жаль. Ты был слишком занят, чтобы пороть его в детстве как следует. Это ведь твой младший, я не ошибся?
Похоже, Рэндалл угадал лучше, выйдя на арену в распахнутой на груди сорочке. В мрачном королевском бархате с тяжелой рыцарской цепью Брогау выглядел несколько неповоротливым. Впрочем, возможно, это был всего лишь возраст.
Звон стали о сталь — это не страшно. Это значит, что удар парирован и не достиг цели. Страшно, когда сталь свистит возле твоей головы и удар набирает силу. Но и тогда ты уже не успеешь испугаться. Страх не живет на ристалище. Страх — он для тех, кто сидит кругом. Для тех, кому есть что терять. Как королеве Ханне.
— Однажды я дал тебе хорошую оплеуху. Рэндалл разулыбался:
— О да. И, как я помню, за дело. Но еще немного, и ты убедишь меня в том, что я сам напрашивался на нож в спину. Однако позволь открыть тебе мое сердце… Опаньки, — не в этом смысле! Ты был моим лучшим врагом.
— Ты лучший враг, чем я сам, — возразил Брогау. — Я только хочу спросить тебя, почему ты называешь себя Баккара?
— То есть?
— То есть я спал с твоей матерью за год до твоего рождения.
Неизвестно, какую цель преследовал Брогау этим заявлением. Может, в самом деле надеялся, что у Рэндалла дрогнет рука. Может, рассчитывал отравить ему царствование ядовитой сплетней и ярлыком отцеубийцы. Он не пожалел ради этого публично втоптать в грязь доброе имя своей королевы, вскочившей на ноги с криком: «Нет! Это неправда!» Он и жизни ее не пожалел, потому что в действии был подписанный им закон о супружеской неверности, который Рэндалл среди прочих грозился отменить первым, «потому что чушь собачья». Правда, в этом вопросе Рэндалл едва ли сошел бы за образец.
Но они походили. В самом деле. Не так, как походили на Брогау его сыновья, но все же лицо Рэндалла было достаточно узким, и могли возникнуть сомнения, только ли материнская кровь здесь сыграла. Оба они были темноволосы. Оба были откровенными хищниками, дравшимися за свой кусок мяса. К тому же это была сплетня из тех, которые невозможно опровергнуть.
Молодой король отступил на шаг, держа меч в вытянутой руке горизонтально, направленным в сердце Брогау. А потом, словно в величайшем негодовании, в смятении чувств, в рыцарском гневе грянул его оземь, так что лезвие вонзилось в песок и задрожало, отозвавшись протяжным, как струна, звоном. Да еще и рукоять от себя оттолкнул.
— Правду! — прорычал он.
Неизвестно, что померещилось прочим, а Аранта в этот момент увидела, как грудь его изнутри вспорол сверкающий не то луч, не то меч и острие его пробило грудь Брогау. И некоторое время они стояли напротив друг друга, словно два мотылька, насаженных на одну булавку. Будто оба сердца были пронзены.
Секунда промедления, и Рэндалл снова взял меч из песка. Но произошло достаточно, чтобы магия свершилась.
— Да, — сказал Брогау, хотя теоретически, для всех, кто не видел магии, мог нанести Рэндаллу до десяти штук смертельных ударов. — Это неправда. Твоя мать чиста. Просто мне до смерти захотелось посмотреть, как ты себя поведешь. Прими мои поздравления. Ты будешь хорошим королем. Во всяком случае, любимым. Черни и женщинам нравится, когда вот так, очертя голову, грудью на меч. Им кажется, это красиво. А именно они и формируют мнение большинства, перед которым склоняются и такие головы, как у нас с тобой.