о пассивности нового монарха. Как писал жене находившийся в это время в России граф Эстерхази,
Король в Вероне ест, переваривает пищу и не действует [...] Когда оружие в руках Шаретта вернёт Королю корону, нужна будет энергичность, чтобы её носить, таланты, чтобы восстановить порядок, а я вижу слабость и любовь к переговорам на месте твёрдости и необходимой деятельности{1225}
.И хотя российская «разведка» доносила, что, на самом деле, Людовик XVIII лишь делал вид, что собирается отправиться к принцу Конде {1226}
, планы эти были абсолютно реальны. Принц даже подталкивал Людовика к тому, чтобы явиться к войскам, не спрашивая австрийцев (как мы увидим, впоследствии он так и сделает). В сентябре он писал епископу Арраса:Что нам следует делать в настоящий момент? Король заточён в Вероне, в землях державы, которая открыто держит посла у его мятежных подданных. Признаюсь, мне это кажется чудовищной непристойностью. Король Пруссии недавно сказал в узком кругу: «Король Франции напрасно старается, он никогда не выкарабкается, если только не станет настоящим французским дворянином, во главе своего дворянства и своих верных подданных и не начнёт сражаться рядом с ними и как они». Должны ли мы с ним согласиться, мой дорогой епископ? Прав ли он? Пусть спорят, пусть колеблются, пусть переворачивают [с ног на голову] всё, что хотят, всё равно мы к этому придём. Я отлично знаю, что идеи Версаля всегда этому противоречили, но сердце моё кровью обливается за Короля. В Вероне не находятся на высоте положения, жертвуют основами королевской власти ради мелочей, относящихся к её достоинству. И что? Я бы сказал, что само это достоинство стало бы в глазах Европы стократ больше, если бы тот, кто им облечён, принёс бы его в жертву энергии своей души. Но как, скажут, Король может оказаться в армии Императора, когда тот ему отказывает даже в убежище?! Именно потому, что тот ему в нём отказывает, у Короля нет иного выхода, кроме как обеспечить самому себе единственный ему подходящий. Пусть Король превратится в графа де Лиля в том единственном месте, где он может обнажить свою шпагу, и точно вам говорю, что граф де Лиль{1227}
скоро вновь сделается Королём со шпагой в руках {1228}.Ведь если Император разрешил сражаться в армии Конде любому французскому дворянину, пояснял принц, какие у него основания запретить это графу де Лилю? Действительно, формально Людовик XVIII, пребывая за границей «инкогнито», под так называемым заменяющим титулом
В то же время король уделял особое внимание роялистскому подполью в восточных департаментах. За него отвечали де Преси и маркиз де Дигуан (
Каждый день мы получаем сообщения о всё возрастающем недовольстве в большинстве французских провинций и о возможности всеобщего восстания против нового правительства. Я льщу себя надеждой, что эта ситуация может быть благоприятной для дела Короля, особенно при том, что королевским агентам во Франции были даны инструкции объяснять и трактовать отдельные части Манифеста таким образом, чтобы устранить любые сделанные в его адрес возражения{1232}
.По имевшимся у британского посланника сведениям, Сент- Джеймский двор получал информацию о назревавшем восстании и из независимых источников{1233}
. Планировалось, что мятеж начнётся, как только король окажется на территории Франции, но этому препятствовало нежелание австрийцев видеть его в рядах армии принца Конде. В бумагах Уикхэма сохранились даже проекты сделать Лион столицей Франции (чтобы тот предложил остальным частям королевства к нему присоединиться), в начале июня 1795 г. они были одобрены Георгом III, однако Уикхэму посоветовали согласовывать свои действия с принцем Конде{1234}. В конце июня 1795 г. Уикхэм писал:Я считаю, что обязан поощрять усилия объединённых сил
Таким образом, австрийцы оказывались хозяевами положения. Армия Конде им подчинялась, они могли перебрасывать её с места на место по собственному желанию, а отказывая Людовику XVIII в праве к ней прибыть,