Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

24 июня освобождения принцессы потребовал граф Карлетти, посол Тосканы{1783}. 12 мессидора III года (30 июня 1795 г.) Трейар от имени Комитета общественного спасения и общей безопасности выступил в Конвенте с речью, в которой заявил, что «постоянные триумфы французского народа, мирные договоры, надежды всех просвещённых людей, наконец, мнение всего мира санкционировали республику». В этих условиях он предложил решить судьбу дочери Людовика XVI. Если раньше содержать её в заключении было «настоятельной необходимостью», то ныне её можно обменять на «представителей народа и министра республики». Речь шла о нескольких депутатах и П.Р. Бёурнонвиле (Beurnonville) - генерале-лейтенанте (1792) и военном министре (1793), попавших в плен из-за измены Дюмурье, а также нескольких французских дипломатах, оказавшихся в руках австрийцев{1784}. Трейар также предлагал разрешить остальным Бурбонам покинуть страну; имелись в виду родственники гер-

цога Орлеанского, принц де Конти и мать герцога Энгиенского. Предложение было одобрено.

8 июля, когда новости, по всей видимости, достигли Вероны, Людовик XVIII отправил мадам де Турзель, бывшей гувернантке Детей Франции, получившей доступ в Тампль, шифрованное письмо, которое, после расшифровки, должно было быть передано Марии-Терезе. В нём король говорил, что любит её как собственную дочь и выражал надежду на ответ{1785}. К этому моменту он уже решил, что наилучшим вариантом будет выдать её замуж за герцога Ангулемского , которого рассматривал как будущего короля Франции, поскольку с графом д'Артуа они были практически ровесниками. 9 июля он писал Екатерине II:

План выдать её замуж за моего племянника [...] вызван не только желанием сделать моего племянника счастливым в союзе с человеком столь твёрдого характера, оставить подле меня драгоценную кровь моего несчастного брата, [не только] моей личной нежностью к племяннице, уверенностью, что мой племянник способен составить ей счастье или же справедливым желанием обеспечить ей Трон. Все эти соображения для меня очень значимы, но всё же мною руководят идеи более высокого порядка. Добродетели моей племянницы, её отвага, снискавшие ей уважение беды, в принципе её любовь к французской нации - вот что заставляет считать меня крайне важным её присоединение к моему делу {1786}.

Хотя за освобождение принцессы выступали очень многие, для австрийского правительства предложение Национального Конвента стало абсолютной неожиданностью. 15 июля 1795 г. канцлер барон Тугут признавался, насколько он им изумлён, и добавлял:

Помимо всего прочего, принцесса сама по себе будет затруднением. Что с ней делать? Передать её, как и эрцгерцогиню Марианну, пражскому капитулу? Предложить взять её на себя королеве Неаполя? И, кроме того, все Бурбоны, которые ещё остаются во Франции, г-н принц Конти, г-жа герцогиня Орлеанская, г-жа герцогиня де Бурбон также какое-то время будут на попечении Её Величества, и всё это не замедлит повлечь за собой определённые расходы в тот момент, когда любые траты кажутся чувствительными{1787}.

Хотя королева Неаполя Мария-Каролина (старшая сестра Марии-Антуанетты) и выразила 18 июля согласие принять Марию-Терезу «как ещё одну дочь»{1788}, в Вене решили оставить её на территории Австрии. Мария-Каролина не возражала, и в письме императрице от 11 августа высказала мнение, что так будет даже лучше. Там же говорилось, что в качестве мужа Мадам Руаяль подойдёт или герцог Ангулемский, или герцог Энгиенский {1789}.

27 июля Людовик XVIII обратился к Францу II со специальным посланием. Написав о том, как он возмущён решением «так называемого национального Конвента» провести «параллели между моей племянницей и негодяями», король сообщил, что не сомневается в согласии императора на обмен и просит передать Мадам Руаяль принцу Конде{1790}.

Тем временем у австрийцев появились планы выдать Марию- Терезу за эрцгерцога Карла, младшего брата Франца II. Это позволило бы как минимум избавить её от двойственного статуса: с одной стороны, французской принцессы, с другой - австрийской эрцгерцогини. Беке также полагает, что у этих планов было и двойное дно: по Прагматической санкции женщины могли наследовать престол, что позволяло по австрийским законам рассматривать Мадам Руаяль как наследницу французского трона{1791}. Ж. Тюркан в равной мере не сомневался, что в Вене рассматривали эрцгерцога в качестве кандидата на французский трон и даже высказывал уверенность (впрочем, без всяких доказательств), что Австрия хотела через этот брак приобрести французские провинции - Эльзас, Лотарингию, может быть, Наварру и Прованс{1792}.