Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Аналогичной точки зрения придерживается и Пестель: по его мнению, 1795-1797 гг. - это время сильнейшего охлаждения между роялистами и монаршьенами по причине неготовности короля к компромиссу. В подтверждение своих мыслей он приводит, в частности, слова Малле дю Пана, которые передаёт австрийский дипломат в сентябре 1797 г.: «Когда Королю служат такие оруженосцы [...] не стоит удивляться, что он в Бланкенбурге; там он и останется»{2001}. Однако эта цитата свидетельствует лишь о раздражении, которое вызывал у Монаршьенов двор Людовика XVIII, усугублявшимся тем, что сами они к этому двору не принадлежали. Дважды королю предлагали включить их в Совет: первый раз в январе 1796 г. Уикхэм писал об этом лорду Маккартни, и речь шла про Малле и Малуэ{2002}, второй раз, в 1799 г., предложение исходило от графа де Сен-При и касалось уже одного только Малле{2003}. И дважды Людовик XVIII отказывал.

Тем не менее представление о том, что для преодоления «пропасти» между роялистами и конституционными монархистами пришлось ждать 1797 г., не кажется мне верным. Её не стало, как мы видели, уже в 1795 г., когда Людовик-Станислас обратился и к Мунье, и к Малле дю Пану. То, что король написал Веронскую декларацию не так, как мечталось бы монаршьенам, их, несомненно, обидело, но двери перед ними оставались открытыми. При дворе внимательно наблюдали за тем, что делают конституционные монархисты: читали и обсуждали {2004} книгу Неккера{2005} и другую их публицистику, отслеживали их передвижения, оценивали влияние на общественное мнение{2006}.

В то же время, безусловно, не следует переоценивать искренность союза конституционалистов и Людовика XVIII: для обеих сторон он был необходимостью, с которой ещё предстояло до конца смириться. Конституционные монархисты продолжали надеяться на некий поворот событий, который принесёт им больше выгод. Как едко заметил в 1795 г. один из роялистов: «Конституционалисты 91-го небо с землёй местами поменяют, чтобы только вновь выйти на сцену»{2007}. Весьма показательны в этом плане несколько строк, написанные Малуе в мае 1797 г. и адресованные Малле дю Пану:

Что вы понимаете под верностью, которую мы обязаны проявлять по отношению к законному королю? Без сомнения, если он в состоянии предоставить убежище и пропитание всем роялистам и если для того, чтобы получить пожалования на его территории, надо лишь давать ему хорошие советы, я готов под этим подписаться. Но поскольку он ничего не может сделать для меня, а я - для него, то, каким бы антиреспубликанцем я ни был, то как Папа и император я буду страдать под гнётом необходимости, если я найду в республике защиту и безопасность{2008}.

Точно также едва ли стоит принимать готовность роялистов договариваться с конституционными монархистами за знак симпатии к ним. Они зачастую воспринимались как политические флюгеры, не имеющие никаких твердых убеждений, стремящиеся лишь не оказаться на обочине при очередном переделе власти. Когда в 1796 г. они стали ратовать за окончание войны, графу д’Антрэгу доносили, что «все мошенники конституционные монархисты выступают за мир. Они считают его полезным для своих проектов. Они всем говорят, что никто больше не вспоминает о Конституции 1789 г.» {2009}.

В мае 1796 г. Людовик XVIII писал Екатерине II:

С чувством глубокого удовлетворения вижу я, что Ваше Величество разделяет мой образ мыслей в отношении конституционалистов. Эти главные творцы всех бед Франции будут приняты, как и остальные, если придут молить о прощении, но договариваться с ними было бы низостью и безрассудством{2010}.

Одним словом, при всей сложности картины, ни 1796, ни 1797 г. не стал принципиальным рубежом в развитии отношений между Людовиком XVIII и конституционными монархистами. Тех, кто готов был ему служить, король приближал, и его согласие простить д’Андре было подготовлено всем предшествовавшим развитием событий. Те, кто был недоволен порядками при дворе, сохраняли независимость, как, к примеру, граф де Нарбон{2011}. Король обратился к нему в 1797 г. с просьбой письменно изложить свои взгляды, однако тот посчитал это бессмысленным{2012}.

Убедившись, что король нашёл общий язык с д’Андре, Уикхэм сразу же увеличил финансирование подготовки к выборам. Деньги тратились на расширение сети Филантропического института, были наняты дилижансы, чтобы быстрее доставлять газеты роялистской направленности из Парижа в провинцию, несколько неприсягнувших священников ездили по стране, агитируя паству в пользу монархии{2013}. В первичных собраниях роялисты не брезговали подкупом избирателей, работали над увеличением явки тех, кто готов был проголосовать «правильным» образом, активно использовали дарованную гражданам возможность самим выдвигать свои кандидатуры {2014}.