Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Людовик-Станислас узнал о казни своего брата, находясь в городе Хамм в Вестфалии. 28 января 1793 г. он публикует декларацию, извещая о вступлении на престол своего племянника, Людовика XVII, объявляя себя регентом по праву рождения и в соответствии с фундаментальными законами королевства{167}, а королеву именуя «царственной матерью и опекуншей» (tutrice). Граф д’Артуа провозглашался наместником королевства. Беря на себя обязательство всячески способствовать освобождению членов королевской семьи, граф Прованский бегло набросал и контуры будущего государственного устройства:

восстановление монархии на неколебимых основах Конституции; исправление злоупотреблений в административной системе; восстановление религии наших отцов во всей чистоте культа и канонической дисциплины; воссоздание магистратур для поддержания общественного порядка и отправления правосудия; восстановление французов всех сословий в их законных правах, равно как и в правах пользования их захваченной и узурпированной собственностью; суровое и показательное наказание преступлений; восстановление законов и мира.

Под «мы» в данном случае подразумевались все принцы крови, оказавшиеся за пределами страны. Пестель отмечает: «Когда формула “древняя конституция” была взята на вооружение роялистами в эмиграции как положительная антитеза “Старому порядку”, против которого выступали революционеры, они почувствовали себя вынужденными дать точное определение status quo ante {168}, который собирались установить. Говоря иными словами, в ответ на проекты конституционалистов, которые те разрабатывали между 1789 и 1792 гг., пришли к тому, чтобы “конституционализировать” (constitutionnaliser) “древнюю конституцию”. Что собирались восстанавливать, 1774-й, 1788-й или 1789-й? Входили ли в это габель и Бастилия? В этом контексте формулировка “исправление злоупотреблений”, выдвинутая графом Прованским, отражала минимальный консенсус между эмигрантами и делала их позицию более гибкой. Если до того споры велись вокруг Генеральных штатов и восстановления парламентов, монархия в изгнании могла воспользоваться термином “злоупотребления”, чтобы согласиться на уступки, сохраняя преемственность с древней конституцией»{169}. Это суждение видится мне остроумным, но лишённым доказательств. «Старый порядок» выступал как антитеза «новому» {170}, этот термин имел явные негативные коннотации, в этом плане было бы странно, чтобы его употребляли роялисты. Кроме того, хотя Пестель оперирует формулой «древняя конституция без злоупотреблений» {171}, как ясно видно из декларации, речь шла об исправлении злоупотреблений не конституции, а административной системы. И наконец, из этой декларации как раз и не видно, чтобы граф Прованский был согласен на какие бы то ни было уступки, осознание их необходимости придёт к нему позднее.

В декларации регент также подтверждал обязательства, взятые на себя им самим и другими принцами крови в посланиях Людовику XVI от 10 сентября 1791 г., «а также в иных принятых нами документах, выражающие наши принципы, чувства и волю, на которых мы стояли и неизменно стоять будем». Любопытно при этом, что в послании от 10 сентября принцы, по сути, сулили лишь одно: протестовать против всех решений Людовика XVI, идущих вразрез с основными законами французской монархии: отмены сословий, гражданского устройства духовенства, Конституции 1791 года и других{172}. В написанном в тот же день письме принцу Конде содержится та же информация, сопровождённая просьбой довести её до войск{173}; тогда же граф Прованский подписывает и аналогичное обращение «К французским эмигрантам»{174}. В итоге Месье был признан регентом эмигрантами, обосновавшимися в Германии, Голландии, Швейцарии, Италии и Англии{175}, но не большинством европейских стран.

Оба эти решения - провозглашение регента и наместника королевства - требуют отдельного комментария.