Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

После того как герцог Беррийский женился на Марии-Антуанетте, молодые люди стали проводить много времени вместе. Братья были погодками, эрцгерцогиня - ровесницей младшего из них, и поначалу она так много внимания уделяла графу Прованскому и так любила бывать в его компании, что это стало вызывать тревогу у Мерси д’Аржанто, а через него - у Марии-Терезии. В 1773 г. в письме Мерси она специально отмечала: «Я хочу, чтобы моя дочь всегда остерегалась графа Прованского. Этот принц мне кажется фальшивым»{201}. Граф Прованский и в самом деле не просто с удовольствием проводил время с женой брата, но и постоянно выказывал себя галантным кавалером и ухаживал за австрийской эрцгерцогиней настолько, насколько позволяли приличия. Так однажды он подарил ей веер, украшенный следующими стихами: «В сильнейшую жару Я рад скрасить ваш досуг. Я буду рядом с вами, чтобы навевать зефиры, Ну а любовь придёт сама»{202}. В свете этого едва ли правы те современники, которые полагали, что Месье, унаследовав дипломатические принципы от отца, «постоянно пребывал в открытом противостоянии с Марией-Антуанеттой»{203}.

В конце концов императрица потребовала от своего посла присматривать, чтобы её дочь не сходилась с Людовиком-Станисласом слишком близко, поскольку сравнение будет не в пользу мужа{204}, и тот сделал всё для того, чтобы рассорить австрийскую принцессу и младшего брата герцога Беррийского{205}. Явно под его влиянием Мария- Антуанетта в своих письмах матери неоднократно отмечала, что характер графа Прованского куда менее искренний, чем ее собственный {206}.

Тем не менее до поры до времени Марии-Антуанетте, скорее, доводилось выступать посредницей между двумя братьями и заставлять их примиряться после частых ссор, одна из которых даже закончилась дракой.

В комнате графа Прованского, - рассказывает Мерси д’Аржанто, - на каминной полке стояла очень искусно сделанная фарфоровая статуэтка. Когда г-н Дофин оказывался в этой комнате, он приобрёл привычку рассматривать эту фигурку. Это тревожило г-на графа Прованского и как-то, когда г-жа Дофина смеялась над его страхами, г-н Дофин, державший в это время статуэтку в руках, выронил её, и она разлетелась на части. Г-н граф Прованский, поддавшись гневу, кинулся на г-на Дофина, схватил его за шиворот и несколько раз ударил. Г-жа Дофина, в замешательстве от этой сцены, кинулась их разнимать и ей даже поцарапали руку. Сразу же после ссоры они помирились{207}.

Впрочем, складывается впечатление, что будущий Людовик XVI и сам с удовольствием задирал брата: тот же Мерси сообщал императрице, что в другой день, когда Мария-Антуанетта играла с Людовиком-Станисласом в пикет{208}, герцог Беррийский в нетерпении, когда же наступит его очередь, стал постукивать по руке брата палкой, пока тот не бросился на Дофина, чтобы её отобрать, и его жене вновь пришлось их мирить{209}.

Перелом в отношениях, скорее всего, наступил в середине 1775 г. Как докладывал Мерси д’Аржанто Марии-Терезии, после смерти Людовика XV его наследник нашёл письма графа и графини Прованской, «в которых эти принц и принцесса требовали у покойного короля вещи, абсолютно противоположные тем разговорам», которые они вели с Людовиком XVI и Марией-Антуанеттой - речь в основном шла о просьбах назначить на должность того или иного дворянина. Мерси не упустил свой шанс. «Король был этим сильно шокирован, - докладывал он, - как и королева; и я воспользовался этими обстоятельствами, чтобы утвердить Е.В. в желании вести себя сдержанно и осмотрительно по отношению к деверю и его супруге» {210}. После этого в письмах матери королева отмечала, что они с мужем сосуществуют с Месье «без раздоров и без доверия» {211}, и признавалась, как она счастлива тем, что из трёх братьев ей достался именно Людовик-Огюст, «хотя он и неуклюж»{212}.

Аналогичных взглядов придерживался и Людовик XVI; не без внутреннего удовлетворения Мерси передаёт его реплику, брошенную брату, исполнявшему в одной из постановок роль Тартюфа, о том, что персонажей в пьесе играют люди, соответствующие им по характеру{213}. Сказались на их отношениях и некие преданные гласности письма Месье{214}, продемонстрировавшие, что граф Прованский ведёт двойную игру Публикатор переписки Марии-Антуанетты с матерью предполагает, что речь идёт о его письмах к Густаву III. Нельзя этого исключить, хотя в опубликованных на настоящий день письмах графа Прованского королю Швеции за 1775 и несколько предыдущих лет сложно найти что-то компрометирующее. Так или иначе, в своём письме шведскому королю от 12 июня 1775 г. граф Прованский не без горечи отметит: «Я в хороших отношениях с королём и в неплохих с королевой»{215}.

Ситуация усугублялась тем, что Людовик XVI очевидно не обладал в глазах братьев авторитетом деда. И граф Прованский, и граф д’Артуа, и их жёны отказывались регулярно присутствовать на церемонии пробуждения короля, тогда как при Людовике XV таких проблем не возникало{216}.