Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Так, к примеру, в ряде работ по истории Революции приводится текст письма (впрочем, неизменно без всяких ссылок на место хранения оригинала), якобы написанного графом Прованским графу д’Артуа и извещающего о смерти Людовика XVI. Две вещи в этом тексте кажутся весьма любопытными. Во-первых, упоминание о том, что Месье сообщили, что сын брата также умирает, тогда как по имеющимся сегодня сведениям до начала мая 1793 г. Людовик XVII был вполне здоров. И, во-вторых, фраза, которую лишь человек довольно беспечный мог бы доверить бумаге: «Обливаясь слезами по нашим близким, не забывайте, сколь полезной для государства станет их смерть»{324}. Самое раннее воспроизведение текста этого письма мне удалось найти в романе (!) Жана-Жозефа Реньо-Варена «Узники Тампля», изданного в 1800 году{325}. Автор был чрезвычайно плодовит, широко известен, переводился на другие языки. Казалось бы, ситуация очевидная. Но как тогда объяснить, что на соседних страницах Реньо-Варенн публикует послание про «короля-бревно», тогда как Л. Блан клялся, что держал это письмо в руках и оно находится в коллекции английского депутата палаты общин Монктона Мильнза?! {326} Признаться, это так и осталось для меня загадкой.

Тем не менее, даже если оставить в стороне истории от том, как граф Прованский руководил Робеспьером и планировал убийство Лафайета, у многих, кто был знаком с биографией принца до его восхождения на престол, складывалось впечатление, что в первые тридцать лет своей жизни граф Прованский как минимум дважды менял свою политическую линию. И это не прибавляло ему популярности. Пожалуй, наиболее подробно об этом писал по горячим следам французский учёный и дипломат Ж.-Л. Сулави, заслуживший репутацию сторонника Робеспьера. В своих воспоминаниях, опубликованных в 1801 г., Сулави отмечал, говоря о Месье:

[мемуар] в защиту парламентов, организованных г-ном де Мопу, показывает, что он был сторонником силовых методов (de l'autorité militaire), которые на протяжении веков составляли силу и основу его Дома. Он также знал об энергичности и неизменности существующей во Франции оппозиции таким методам, и в другом очень любопытном мемуаре он изображает, каким опасностям подвергнется монархия, если старые парламенты будут уничтожены, сосланы, унижены и ими овладеет чувство мести. Принц увидел, как в 1788 и 1789 гг. его пророчества сбылись. Я привожу этот общеизвестный факт для того, чтобы доказать, что для Месье было характерно то непостоянство, которое не позволяло ему принадлежать к категории государственных деятелей и, в особенности, тех необыкновенных людей, которым самой природой предназначено создавать империи или приводить к процветанию те из них, которые оказались в упадке {327}.

Далее Сулави резюмирует: «На самом деле, Месье с самого начала правления своего брата продемонстрировал, что он ярый приверженец деспотической системы, а в конце его правления он поспособствовал его свержению и ускорил его, исповедуя разрушительные для монархии демократические принципы»{328}. И раскрывает свою мысль:

В 1775 г. он беспрестанно препятствовал действиям г-на Тюрго, а затем г-на Неккера. Самые основательные и доказательные труды против демократических поползновений этих двух министров исходили из его дома. Кромо и Бурбулон{329} беспрестанно проявляли интерес к любым действиям женевского министра. Каково же было наше изумление, когда Месье в 1788 г., в декабре, объединился с тем же самым министром и с меньшинством второй Ассамблеи нотаблей, чтобы убедить Людовика XVI удвоить количество посланцев от третьего сословия в Генеральные штаты и чтобы усилить демократическое общественное мнение и демократическую партию. С тех пор Месье принёс гражданскую клятву и согласился сесть рядом с Байи и даже ниже его, и опозорил этой шутовской церемонией, навсегда ославленной роялистами и освистанной демократами, те идеи, которые все народы Европы вкладывали в величие королевской власти в рамках умеренной монархии... {330}

Этот текст не только был прочитан Людовиком XVIII, но и, по всей видимости, задел его до такой степени, что король составляет на него краткий ответ, сохранившийся в его бумагах. Тот пассаж, который касается реформы Мопу, он комментирует следующим образом:

Не надо было быть великим пророком, чтобы предсказать эти опасности - правда, на самом деле, я это сделал устно и никогда не делал письменно. Я ещё вернусь к этому, здесь же мне хотелось бы сказать, что сатиры, карикатуры, политические записки, о которых речь пойдёт далее, мне приписываются по ошибке. Sed amoto quceramus seria ludo{331}.

Далее король продолжает:

Были ли моё поведение и мой характер столь непостоянны, как на то претендует г-н С.? На этом следует остановиться подробнее.