Король без завтрашнего дня

— Что касается юмористической стороны дела… я понимаю ваши сомнения, Бастиан, но посудите сами. Юмор был единственным оружием Людовика XVI, однако порой оно обращалось против него же. Недостаток влечения, испытываемого им к королеве, объясняется тем, что он относился к себе слишком критически, тем самым запрещая себе сильные чувства, которые могли бы сделать его смешным. И наедине с супругой он казался себе еще смешнее, чем на публике. Скрытность неотделима от любой власти, и она же источник всякого рода кривотолков, порой издевательских. Вот такой примерно расклад…

— Я ни на чем не настаиваю, Анри. В конце концов, я не собираюсь любой ценой выглядеть смешным.

— Я знаю.

— Но как по-вашему, королева испытывала к королю хоть какие-нибудь добрые чувства?

— Он мог ее развеселить. Он был благороден. Несомненно, она была ему за это признательна. Но что касается любви и физического влечения, нет, здесь было только равнодушие. Если не прямое отвращение.

~ ~ ~

Натали Оссер пересекла холл «Лютеции». Она была в темных очках, и Анри не сразу ее узнал: невысокая и худенькая, она казалась совсем заурядной. Она опоздала на полчаса.

— Я только недавно уложила детей, — объяснила она Анри, который ни о чем не спрашивал.

Тут же появился официант. Она заказала липовый чай, Анри — бокал белого вина. Он попросил актрису пересесть, чтобы оказаться ближе к ее хорошенькому ушку. Вежливость требовала, чтобы Анри пересел сам, но ему не хотелось изображать почтительность или что-то в этом роде. Он знал эту женщину очень давно.

Интересно, а она его помнит?

Оказалось, что помнит: когда она сняла очки, он увидел слезы на ее глазах.

Они обменялись улыбками, полными ностальгии.

Ее нынешние черты ничем не напоминали то лицо, какое у нее было в прошлом, разве что осталась прежняя россыпь веснушек. У Марии-Антуанетты тоже были веснушки. Но прежняя округлость щек, лукавые ямочки возле уголков губ, блеск в газах — все это исчезло. Лицо Натали Оссер было бледно, на нем читались беспокойство и растерянность. Морщин стало заметно больше. Можно было подумать, что она уже играет Марию-Антуанетту — но лишенную всего и думающую только о спасении своей жизни. Однако в случае Натали Оссер речь шла о сохранении актерской репутации — ей хотелось сохранить молодость, былую славу и красоту, которой, по сути, никогда не было. Красота Натали Оссер была иллюзией, которую она искусно создавала на протяжении многих лет. Этому способствовал ее профессиональный успех и лесть критиков с ограниченным словарным запасом, называвших ее красивой. Она никогда не была красивой женщиной, сказал себе Анри, но всегда была сильной актрисой. Это выделяло ее даже в фильмах Шаброля. И сейчас, когда она сидела рядом с Анри, и они еще не заговорили о работе, чувствовалось, что она уже готовится к очередному перевоплощению.

Анри еще не знал, собирается ли он сделать из Марии-Антуанетты шлюху или святую. На протяжении веков живописцы, скульпторы, писатели, режиссеры делали из нее идеал женской красоты — но у Анри такого идеала не было, и он принципиально отказывался его создавать. Он хотел сделать королеву похожей на Натали Оссер, но не для того, чтобы доставить удовольствие последней, а просто потому, что считал невозможным для себя требовать от актера или актрисы, чтобы они воплощали навязанный им персонаж. Анри казалось, что это было бы ошибкой.

— Мария-Антуанетта — женщина с двойной жизнью. У нее всегда был немного отсутствующий вид, а в выражении лица проскальзывало пренебрежение, смешанное с недоверием.

Натали чуть прикрыла глаза, словно испытывала недомогание — или, напротив, удовольствие.

— Ей приходилось быть недоверчивой. И в то же время она была весьма доступной в сексуальном смысле. Она приехала во Францию в четырнадцать лет. «Это был незабываемый день для всех, кто его пережил. Празднества, радостные крики людей, опьяненных вином и красотой своей будущей повелительницы… У нее было удлиненное лицо с правильными чертами, слегка вздернутый нос, высокий лоб, живые голубые глаза. Ее рот, очень маленький, уже тогда казался слегка презрительным — из-за выпяченной нижней губы, фамильной черты императорского габсбургского дома, которая была у нее выражена даже сильнее, чем у других членов семьи. Никакие сравнения не могли передать прелестного цвета ее лица, в котором смешались розы и лилии. Ее белокуро-пепельные волосы были лишь слегка напудрены. Горделивая посадка головы, величественная осанка, элегантность и изящество всего ее облика уже тогда были такими же, как и сейчас. Все в ней свидетельствовало о породе, а также о мягкости и душевном благородстве. Она была создана для того, чтобы покорять сердца».

Слушая эту цитату из воспоминаний барона Оберкирха, Натали выпрямилась, слегка вытянула шею, чуть покусала нижнюю губу и, искоса поглядывая в карманное зеркальце, словно сличала свой облик с описанием внешности королевы.

— Продолжайте, — кивнула она, когда Анри замолчал.