Король бродяг

В цепях, в ошейниках, как есть
Мы будем на галерах гресть,
Луи-Каторзовы рабы,
Но механизм Вселенной
Запущен неизменно:
На грош себе не выберешь судьбы.

Тут из городских ворот навстречу могильщикам вышли торговки рыбой и, встав с ними в пары, завели пронзительными сопрано и визгливыми альтами озорную кельтскую рилу, заглушившую и скелетов, и гугенотов:

Жил-был бродяга-весельчак,
Постранствовал не слабо,
Из-за морей приплыл домой,
Найти задумал бабу.

Таким добром на Друри-Лейн
Недолго разживиться,
А он искал – кошель-то пуст –
Не шлюху, а девицу.

Наш Джек любил ходить в театр,
Но больше – за кулисы.
Там он и встретил как-то раз
Ирландочку-актрису.

Поп, нимало не сердясь, что его перебили, подхватил куплеты и превратил их в торжественный церковный напев, пусть на совершенно другой мотив:

Ему бы в церковь путь найти,
Припасть к Отцу и Сыну,
А он хористку соблазнил
И в тягости покинул.

Бог с Неба девке не желал
Такой несчастной доли.
Джек, безусловно, доказал.
Сам факт Свободной Воли.

Quod erat demonstrandum. Quod erat demonstrandum…

Неугомонные галерники опять влезли со своим:

Хотел ли он,
Не хотел ли он,
Всё предопределено.

Катится по-заведённому
Чреда отпущенных дён ему –
Решать ничто не дано.

Снова поп:

Кто Создателя клянёт,
Молвил Папа в своё время –
Безнадёжный идиот
Или дьяволово семя.

Первым следует послушно
И прилежно слушать всех,
Тем же в Церковь возвратиться
И очистить всякий грех.

Quod erat demonstrandum. Quod erat demonstrandum…

Галерники, очевидно, хотели бы остаться и продолжить диспут, однако надсмотрщики гнали их всё на юг и на юг:

Бредём обречённо
От солнечной Роны,
Как Бог повелел изначала;
Джек, нечего охать:
Твоя же ведь похоть
В колодки тебя заковала.

Их утащили «за кулисы» следующим комическим образом: надсмотрщик выехал в начало колонны, накинул цепь на луку седла и пришпорил лошадь. Цепь заскользила через ошейники каторжников, дёрнула последнего, так что тот налетел на идущего перед ним, а тот – на следующего, так что в результате цепной реакции вся колонна сложилась гармошкой, и её утащили в сторону Средиземного моря.

Тем временем процессия ворвалась через ворота в милый Париж. Скелеты, которые до сей поры вели себя крайне мрачно, вдруг принялись разбираться на части и лупить себя и соседей бедренными костями, создавая мелодичную ксилофонию. Поп вскочил на телегу с мертвецами и сильным контртенором затянул новый мотивчик.

Джек, ты дура-а-ак –
Чему удивляться, что стало паскудно
Вот та-а-ак –
Какой ещё вляпался бы безрассудно
Проста-а-ак –
Что толку пытать, как пытают
Бродя-а-аг –
Тебе это шутки, тебе это просто
Пустя-а-ак –
Хоть бы драли тебя, как дерут
Соба-а-ак –
Не просто вор,
Совсем обормот,
Не обаяшка,
А мордоворот,
Бог дал тебе ум.
Его ты с тех пор отправил в нужник,
А сам хоть бы хны, и вот
Смердишь!
Поспорил бы тут, но
Учуять не трудно,
Смердишь!

И так далее. Тут вперёд выступила прехорошенькая девочка в белом платье, какие надевают паписточкам на первое причастие. Светящаяся – но грустная. Поп остановил мулов, спрыгнул с похоронных дрог и присел на корточки рядом с девочкой.

– Простите меня, отче, ибо я согрешила! – сказала та.

– Ух! – взвыли разом скелеты, мертвецы, могильщики, рыботорговки и проч., собираясь в круг, словно поглазеть на ирландскую драку.

– Поверь мне, детка, не ты одна! – завопила одна из торговок, сложив руки рупором; остальные заулыбались и закивали.