Король бродяг

Поп подобрал грязную сутану, придвинулся к девочке и приложил ухо к ее губам; та что-то зашептала, поп затряс головой в искреннем, хоть и недолгом ужасе, затем выпрямился во весь рост и что-то сказал. Девочка молитвенно сложила руки и закрыла глаза. Весь Париж, замерев, слушал, как тоненький голосок произносит краткую папистскую молитву. Девочка открыла голубенькие глазёнки и с трепетом взглянула на священника. Его каменное лицо внезапно расплылось в улыбке, и он осенил девочку крестом. С радостным визгом та подпрыгнула и пошла по улице колесом в вихре кружевных юбок. Немедленно вся процессия ожила. Поп шёл за кувыркающейся девочкой и танцорами; мертвецы в телеге виляли бёдрами и гортанно ухали в такт музыке. Могильщики и рыботорговки, к которым по пути присоединились цветочницы и крысоловы, отплясывали под пение священника попурри из всевозможных танцев: канкана, ирландского степа и средиземноморской тарантеллы.

Если был ты воришка
Иль была ты малышка,
Что смущалась не слишком
По поводу брачных обетов,

Если лихо кутил,
И без просыху пил,
И сироток давил
На дороге богатой каретой…

И так достаточно долго, ибо им надо было протанцевать через всю Вселенную и мимо римских бань в Клюни. Когда они вступили на Малый мост, целая толпа несчастных высыпала из Hotel-Dieu – исполинской богадельни у самого собора Парижской Богоматери, откуда изначально взялись поп, могильщики и мертвецы. В сопровождении органа Нотр-Дам они исполнили величественный хорал под занавес представления:

Смотри, все такие – все грешат,
Смотри, на скольких шапки горят,
В уголке потискаться каждый рад
И пару стаканов хлопнуть подряд.
Так покайся в грехах и не скрой своих зол,
Это вам не причуда и не прикол,
Каждый, Папа сказал, до того дошёл,
Что вполне заслужил, чтоб ему испол-
Осовали весь зад (коль не в кайф кой-кому).
Дайте ж бой беспощадный греху своему,
Что бедняк, что Людовик, от массовых у-
Бийств до мелких проступков; и вот, потому,

Чуть вы сбились с прямого пути, всякий раз
Исповедайтесь Богу, хоть с глазу на глаз,
Хоть в соборе, хоть в церкви, услышит Он вас,
И получите ВЕЛИКУЮ МИЛОСТЬ тотчас!

Песня пошла по кругу, символизируя (как предполагал Джек) циклический характер процесса: одни оборванцы, торговки и проч. совокуплялись прямо на улице, другие строем бежали к попу исповедоваться, после чего преклоняли колени перед собором и тут же снова толпой бежали совокупляться. Так или иначе, теперь у каждого скелета, оборванца, могильщика, торговки, разносчика и попа была своя роль и своя партия в спектакле, только Джек оставался ни при чём. Спутники один за другим откалывались от него или растворялись в воздухе, так что он в одиночестве (правда, под приветственные возгласы тысячных толп) въехал на площадь за собором Парижской Богоматери, ещё более величественную, чем Джек её помнил. Ибо некий жутко важный папист – на ступеньку или две ниже самого Папы – благословлял здесь знамёна всех полков короля Луя. Он был в митре и стоял под балдахином из ткани, расшитой королевскими лилиями. Самих полков не было – места бы не хватило, – зато присутствовали благородные военачальники в сопровождении герольдов и знаменосцев. Над ними реяли атласные, шёлковые и парчовые штандарты, рассчитанные на то, чтобы за милю различаться в клубах порохового дыма, а когда их после победы водрузят на стены захваченного города – убеждать покорённых голландцев, немцев или англичан в могуществе и, главное, утончённости короля Луя. Каждый обладал определённой магической властью над своим полком; увидеть их разом было всё равно что узреть всех двенадцать апостолов за одним столом или что-то в таком роде.

При всей ненависти к Лую Джек вынужден был признать, что зрелище знатное; он даже пожалел, что опоздал к началу и застал лишь последние четверть часа представления. Вскоре всё закончилось. Знаменосцы отправились к своим полкам, расквартированным за городом, аристократы – через Аркольский мост на правый берег, и оттуда – частью к Лувру, частью – в обход Ратуши к Королевской площади и Марэ. Один из тех, кто свернул к Марэ, был в адмиральской шляпе и восседал на белом коне с розовыми глазами. Конь был крупный – надо полагать, боевой.