Король былого и грядущего

– Причины? А разве Гарет не брат нам? Он убил его из мести, чтобы отплатить нам, всей нашей семье, потому что это мы застукали его с Королевой. – И, с особым тщанием выбирая слова, Мордред добавил: – Все потому, что Артур любит тебя, и Ланселот завидует твоему влиянию. Ему хотелось ослабить Оркнейский клан, он все отлично продумал.

– Он ослабил и свое положение тоже.

– А кроме того, он завидовал Гарету. Боялся, что наш брат начнет наступать ему на пятки. Наш Гарет ему подражал, а это не устраивало preux chevalier. Нельзя же позволить, чтобы существовало целых два безупречных рыцаря.

Судебную залу уже подготовили к пышной заключительной церемонии. Сейчас в ней находились лишь двое мужчин, и зала казалась голой. Братья сидели немного странно – один позади другого – на ступеньках, ведущих к трону, то есть не видя лиц друг друга. Мордред смотрел Гавейну в затылок, Гавейн смотрел в пол. Сдавленным голосом он произнес:

– Гарет был лучшим из нас.

Если бы он сейчас резко обернулся, его удивила бы напряженная пристальность, с какой Мордред вглядывался в него. Выражение Мордредова лица вовсе не сочеталось с музыкой, звучавшей в его голосе. Человек, внимательно приглядевшийся к Мордреду, мог бы заметить, что в повадках его появилась в последние шесть месяцев некая странность.

– Гарет был славный малый, – произнес Мордред, – и угораздило же его пасть от руки именно того человека, которому он так верил.

– Это научит меня никогда не верить южанам.

Мордред повторил, почти неуловимо подчеркнув замену местоимения:

– Да, это нас научит.

Старый деспот обернулся. Он схватил белую руку брата, стиснул ее и, запинаясь, заговорил:

– Я все время думал, что весь вред от Агравейна – от Агравейна и от тебя. Я думал, что вы предубеждены против сэра Ланселота. Мне стыдно за эти мысли.

– Кровь – не водица.

– Это так, Мордред. Можно болтать про идеалы, про правое и неправое и про все такое, – а под конец все сводится к тому, кто чей сородич. Я ругал Гарета, когда он забирался в огородик святого отца, там, у обрыва…

Голос его задрожал и прервался, братья молчали, пока худосочный Мордред не сказал, возвращая Гавейна на прежний путь:

– В детстве волосы у него были такие светлые, что казались белыми.

– Кэй прозвал его Прекрасные Руки.

– Кэй хотел обидеть его.

– Хотел, а все же сказал правду. Руки у Гарета были красивые.

– А теперь он лежит в могиле.

Лицо Гавейна вспыхнуло так, что брови стали на нем незаметны. На висках его вздулись вены.

– Да проклянет их Господь! Я не приму этого мира. Я их не прощу. Почему Король Артур норовит загладить содеянное? И зачем в это лезет папа? Не их братьев убили – моих, и клянусь всемогуществом Божиим, я отомщу!

– Ланселот проскользнет у нас между пальцев. Он человек изворотливый, его не ухватишь.

– Не проскользнет. На этот раз он у нас в руках. Корнуоллы слишком долго и много прощали.

Мордред поерзал на ступеньках.

– Ты когда-нибудь размышлял о том, что принес Стол Оркнею и Корнуоллу? Отец Артура убил нашего деда. Сам Артур совратил нашу мать. Ланселот убил трех наших братьев, не считая Флоренса и Ловеля. А мы с тобой торчим здесь, торгуя нашей честью, чтобы примирить двух англичан. Тебе это не кажется трусостью?

– Нет, это не трусость. Папа может заставить Короля принять Королеву обратно, но о сэре Ланселоте в его буллах нету ни слова. Мы обещали ему неприкосновенность, чтобы он мог привезти сюда женщину, и мы также позволим ему уйти отсюда. Но после…

– А зачем же сейчас-то его отпускать?

– Затем, что ему обещана охранная грамота. Господь запрещает трогать его, Мордред, мы все-таки рыцари!

– Да, и мы не должны прибегать к нечистому оружию, даже если наши враги прибегают к нему.

– Вот, правильно. Пусть кабан побегает, дадим ему это право, а сами будем гнать его и загоним до смерти. Артур слабеет: он исполнит нашу волю.

– Печально видеть, – вымолвил сэр Мордред, – до чего ослабла хватка несчастного Короля с тех нор, как началась вся эта история.

– Да, это печально. Но он понимает различие между правым и неправым.

– Это для него что-то новое.

– Ты говоришь о слабости?

– Как быстро ты все схватываешь.

Быть саркастичным с Гавейном не составляло ему труда – все равно что передразнивать слепого.

– Нельзя сидеть на всех стульях сразу. Ему вообще не стоило водиться с этим предателем.

– Как и брать в жены Гвен.

– Да уж, тут оба они виноваты. Не мы искали ссоры.

– Что верно, то верно.

– Король обязан отстаивать правосудие. Даже если Его Святейшество заставит Короля снова принять эту женщину на свое ложе, у нас остаются наши права на сэра Ланселота. Он совершил великое предательство, когда увез Королеву, так же как и когда убил наших братьев.

– Любые права.

Грузный рыцарь снова схватил своего брата за руку, казавшуюся еще бледнее в заскорузлой лапе могильщика, и сказал, с трудом подбирая слова:

– Это так горько и больно, когда остаешься совсем один.

– Мы дети одной матери, Гавейн.

– Да!

– И Гарету она тоже была матерью…

– А вот и Король.