Король, дама, валет

Он обнял ее за плечо и они оба стали бок о бок перед зеркалом. Был он в этот вечер плохо выбрит, вместо жилета надел простоватый рыжий свитер, — и в Марте тоже было что-то домашнее, тихое, ее волосы, недавно вымытые, лежали негладко, на ней была вязаная кофточка, которую она носила, только когда была совсем одна.

— Стой прямо. А то выходит, что мы одного роста.

— Так и есть, — усмехнулся он. — Смотри, я не могу вытянуться выше.

Потом он повалился в кожаное кресло, она села к нему на колени, и то, что она была довольно тяжеленькая, как-то подбавляло уюта.

— Я люблю твое ухо, — сказал он, приподнимая лошадиным движением губ прядь на ее виске.

В соседней комнате нежно и звучно заиграли часы. Франц тихо засмеялся.

— Нет, — ты подумай. Вдруг он бы вошел сейчас…

— Кто? — спросила Марта. — Я не понимаю, о ком ты говоришь?

— Да он. Вернулся бы, не предупредив. Он умеет так таинственно открывать двери.

— Ах, ты о моем покойнике… — лениво сказала Марта, покачиваясь на его коленях. — Нет, — покойник у меня аккуратный. Всегда предупредит…

Молчание. В тишине явственно тикали далекие часы.

— Покойник… — усмехнулся Франц, — …покойник…

— Ты его ясно помнишь? — пробормотала Марта, почесывая нос об его плечо.

— Приблизительно. А ты?

— Я тоже. Это было так давно…

Она вдруг подняла голову:

— Франц, — сказала она, сияя глазами, — никто никогда не узнает!

Уже привыкший, уже совсем ручной, он молча закивал.

— Мы это сделали так просто, так точно… — сказала Марта, щурясь, словно вспоминала, — ни тени подозрения. Ничего. Потому что за нас наша судьба. Иначе и не могло быть. Ты помнишь похороны?

Он закивал опять.

— Была оттепель. Помнишь? Я еще кашляла, но уже мягко…

Молчание.

— У меня, знаешь, чуть-чуть нога устала, — шепнул Франц. — Нет, постой, не вставай, сядь только иначе. Вот так.

— Мое счастье, мое счастье… — сказала она. — Мой милый муж. Я никогда не думала, что могут быть такие браки, как наш…

Он скользнул губами по ее теплой шее и проговорил:

— Уж поздненько… Не пора ли нам спать. А?

— Какой ты… Спать захотел… Ну, ладно.

Она встала, сильно в него упершись; потом вся вытянулась, расправилась…

— Пойдем наверх, — сказала она, мягко зевнув. — В нашу спальню.

— Можно? — спросил Франц, но не двинулся с места.

— Конечно. Ну что же ты, — вставай. Уже половина одиннадцатого.

— Я, — знаешь, все-таки покойника-то… побаиваюсь, — сказал Франц, покусывая губы.

— Ах, он только явится через неделю. Чего тут бояться.

— Но все-таки… как же так… например, прислуга…

— Глупости. Спят мертвым сном. На другой стороне дома.

— Ну, хорошо, — решился Франц.

Они потушили свет в гостиной, медленно поднялись по внутренней лестнице, короткой и скрипучей; пошли по голубенькому коридору.

— Да что ты ходишь на цыпочках, — громко рассмеялась Марта. — Пойми же, — мы женаты, женаты…

Она показала ему пустую комнату для гимнастики, гардеробную, ванную и наконец спальню.

— Покойник спал вон на той постели, — сказала она. — Но, конечно, белье с тех пор переменили. Если хочешь помыться или что, пойдем вот сюда, в ванную.

— Нет, я тебя подожду здесь, — сказал Франц, рассматривая куклу на ночном столике: долголягий негр во фраке. Она оставила дверь полуоткрытой. Платье ее уже лежало на стуле. Оттуда из полуоткрытой двери лился какой-то фарфоровый свет и доносилось журчание воды.

Он вдруг почувствовал, что в этой чужой, нестерпимо белой комнате, где все напоминает ему того… покойника, — он раздеться не в состоянии. С отвращением он поглядел на постель, что была поближе к окну, на большие колодки под стулом, — и ему стало попросту страшно.

Он прислушался. Ему почудилось, что за журчанием воды слышен еще какой-то звук, кто-то будто стукнул дверью внизу, где-то что-то скрипит и потрескивает. Мгновенно ошалев от страха, он кинулся к двери ванной; одновременно вышла оттуда Марта, розовая, растрепанная, в оранжевом пеньюаре.

— Что-то произошло, — сказал он быстрым плюющимся шепотом. — Мы больше не одни. Ты прислушайся…

Марта нахмурилась и, приоткрыв дверь в коридор, постояла так, наклонив голову.

— Я тебя уверяю… Я слышал…

— Мне тоже стало неприятно, — тихо сказала Марта. — Знаешь, милый, мы все-таки не должны так безумствовать. Ведь теперь уже недолго ждать. Ты лучше уходи.

— Но как же… там, внизу… Как я спущусь…

— Никого нет, Франц. Нельзя быть таким нервным. Вот, возьми ключ; завтра мне отдашь.

Она проводила его до лестницы, продолжая прислушиваться и чувствуя сама неприятное волнение.

Что-то внизу громко и раздраженно стукнуло. Франц остановился, ухватившись за перила. Но она облегченно рассмеялась.

— Ах, я понимаю, — сказала она, — это там есть такая дверь. Дверь нижней уборной. Она всегда хлопает по ночам, если ее плотно не затворить.

— Я, признаться, немножко испугался, — выдохнул Франц.

— Все-таки, милый, лучше уходи. Мы не должны рисковать.

Он обнял ее; она, улыбаясь, дала поцеловать себя в плечо, оттянув для этого кружево пеньюара, и оставалась стоять на площадке короткой, театрально-синей лестницы, пока он, сгорбившись поспешно отворял дверь.