Король франков

Казалось, Роберту нечего больше желать, и первая юношеская любовь, которой он отдался с самозабвением, должна была надолго отвратить его от чтения молитв, чрезмерного благочестия и частого посещения монастырей. Однако не прошло и месяца, как он потихоньку начал грустить, все чаще задумывался, и один, без своей возлюбленной, вечерами уходил к монахам послушать их рассуждения о мироздании и назидательные увещевания о царстве Божьем вкупе с легендами из «Жития святых». Поначалу, когда они вдвоем совершали прогулки в лес, играли в кольца или в мяч, читали книги или просто болтали, сидя на скамейке в парке, Роберт не придавал значения частым неестественным улыбкам Герды, ее порою меланхолическому настроению и нежеланию следовать во всем порывам его души. Все это он приписывал некоторому стеснению бывшей послушницы, ее боязни мирских соблазнов. В такие мгновения он пробовал говорить с ней на религиозные темы, думая, что это, несомненно, воодушевит ее. Так и случалось, но с течением времени Герда все чаще отнекивалась и просила больше не напоминать о монастырской жизни. Беседы о духовном мало-помалу перестали ее интересовать, и однажды она высказала Роберту, что не настолько богомольна, чтобы вместе с ним пропадать в монастырях у монахов, и вообще она слышать об этом больше не хочет. В довершение всего, слыша приглашение на прогулку, она все чаще в ответ лишь пожимала плечиками и отвечала, что либо ей это надоело, либо она попросту устала.

И тут в душу юного принца начали вкрадываться сомнения по поводу искренности его возлюбленной. Он пробовал заговорить с ней на эту тему, но не получил вразумительного ответа. Повторные попытки также не принесли результатов. Тогда, весь во власти противоречивых чувств, Роберт отправился за советом к священнику. Отец Рено внимательно выслушал его и сказал, что подозревает в этом некоторую девичью взбалмошность, которая проявляется в таком возрасте у всех без исключения молодых особ. Здесь заметную роль играет такой фактор, как взросление организма и связанные с этим бурные всплески плотских желаний. Однако Роберт возразил: их поцелуи стали реже, объятия холодели с каждым днем, а ее улыбки гасли, едва загораясь. Рено, помня наставления Гуго, начинал тогда убеждать юношу, что виной всему монастырь, убивший в юной душе всякие мирские желания. Но Роберт и тут возразил: Герда никогда не слыла исправной послушницей и очень скоро возненавидела монастырь, не желая служить молитвы и подчиняться его уставу, что и предопределило ее побег. Кроме того, указав на себя самого в качестве примера, Роберт заявил, что его помыслы устремлены к духовному развитию, всё мирское он считает неизмеримо ниже божественного; однако это не заглушило в нем естественных человеческих желаний, и он способен радоваться жизни и предаваться утехам любви. Такою была и Герда, когда они встретились после ее побега, но с течением времени ее чувство к нему заметно стало ослабевать и на нынешний день почти совсем угасло. Они уже не возлюбленные, а напоминают лишь брата и сестру. Да и те, кажется, испытывают больше нежности друг к другу. Вот и сегодня: она даже не улыбнулась ему с самого утра, а когда он пригласил ее пойти с ним в фехтовальный зал, чтобы посмотреть, каким приемам обучает его Можер и порадоваться успехам любимого, Герда в ответ только фыркнула и заперлась у себя.

Монах ждал этого. Так и должно было случиться. Таков был план, который разработали Гуго с Можером. Эти наставления нормандец и передал Герде, предупредив, что если она не выполнит их, ее вернут в монастырь.

Герде тяжело было согласиться на такую игру, вначале она и слышать ничего не хотела, твердя, что любит Роберта и лучше даст искромсать себя на куски, чем сама же убьет свою любовь. Однако тягостные воспоминания о монастырской жизни сыграли решающую роль, и девушка дала согласие. Слезы и душевные муки, пережитые ею на первом этапе – все стало никчемным в сравнении с тем, что она оказалась на свободе. Немаловажную роль во всем этом сыграла также королева, «наставница» Герды. И когда Адельгейда по прошествии двух-трех недель попросила девушку раскрыть ей свою душу, та холодно ответила, что уже ничего не чувствует к ее сыну; наверное, все это время она попросту обманывалась, уверяя саму себя в обратном. И тотчас залилась слезами. Это были слезы борьбы. Это был крик юной неискушенной души, расстающейся с беззаботно-наивным миром детства и вступающей в расчетливо-холодный мир взрослых с жестокими законами, диктуемыми выгодой и политикой. Эта роль актрисы оказалась не по силе наивной, неискушенной девушке, хотя она, руководствуясь наставлениями Можера, и старалась играть ее как можно естественнее. Отсюда и слезы. Правда, последние. В ней что-то уже надломилось, кто-то влез грубой рукой в тонкий организм юной души и разладил струны, отвечающие за чувства и любовь, но заставил звучать нужные – холодность и лицемерие.

На прощание королева посоветовала Герде сходить к духовнику, отцу Рено. Тот сказал ей, этим окончательно успокоив: