Король Гарольд

- Да то, выражением чего Годвин служит нам: мы любим справедливость, а каковы бы ни были преступления Годвина. Он был изгнан несправедливо. Мы чтим свои законы. Годвин навлек на себя невзгоду тем, что поддерживал их. Мы любим Англию, а нас разоряют чужеземцы. В лице Годвина обижена вся Англия и... извини, чужеземец, если я не докончу своей речи!

Вебба взглянул на молодого норманна с выражением искреннего сострадания и, положив свою широкую руку на его плечо, шепнул ему на ухо:

- Послушай моего совета и беги!

- Бежать? - воскликнул рыцарь. - Да разве я надел доспехи и опоясал меч, чтобы бежать, как трус?

- Все это не поможет! Оса зла и свирепа, но весь рой погибает, когда под него подкладывают зажженную солому. Еще раз говорю тебе: беги, пока не ушло время, и ты будешь спасен, потому что если король послушается безрассудного совета и вздумает разделаться с этой толпой оружием, то не пройдет дня, как уже не будет ни одного норманна на десять миль вокруг города. Помни мои слова, молодой человек!.. У тебя, может быть, есть мать... не заставь же ее оплакивать смерть сына!

Рыцарь приискивал саксонские слова, чтобы вежливо высказать свое негодование на подобный совет, и хотел протестовать против предположения, будто он мог послушаться его из сострадания к матери, но в это время Вебба был опять позван в присутствие. Он уже не выходил больше в прихожую, а, получив короткий ответ Совета, прошел прямо на главную лестницу дворца, сел в лодку и тотчас же отправился на корабль, где находились граф и его сыновья.

Между тем Годвин изменил положение своих сил.

Сначала флот его, пройдя лондонский мост, стал на время у берега южного предместья, названного впоследствии Соутварком, флот же короля Эдуарда выстроился вдоль северного берега. Но, постояв несколько, графские корабли поворотили назад и остановились против вестминстерского дворца и, склоняясь немного к северу, как будто хотели запереть королевский флот. В то же время сухопутные силы его придвинулись к реке и стали почти на выстрел от королевской армии. Таким образом, кентский тан видел перед собой, на реке, оба флота, на берегу же - оба войска на таком близком расстоянии друг от друга, что их едва можно было различить один от другого.

Над всеми прочими судами возвышался величественный корабль, на котором приплыл Гарольд с ирландских берегов. Корабль этот был построен по образцу старинных морских кораблей и, на самом деле, принадлежал некогда одному из этих грозных витязей. Длинный выпуклый нос высоко поднимался над волнами, будто голова морского змея и, как змей же, извивался по волнам и блестел на солнце.

Лодка пристала к высокому борту корабля, с него спустился трап, и через несколько секунд тан очутился на палубе. На противоположном конце корабля, на почтительном расстоянии от графа и его сыновей, стояла группа матросов.

Сам Годвин был почти не вооружен, без шлема и имел при себе одно только позолоченное датское копье - оружие, служившее столько же для украшения, сколько и для войны, но широкая грудь рыцаря прикрывалась крепкой кольчугой. Ростом он был ниже всех своих сыновей и, вообще, наружность его не выказывала большой физической силы, как это обыкновенно бывает у человека крепкого сложения, который до преклонных лет сохранил всю силу энергии и воли. Даже народный голос не приписывал ему тех чудесных телесных качеств и подвигов богатырства, которыми славился его соперник Сивард. Он был отважен, но только как полководец: дарования, которыми он отличался перед всеми своими современниками, соответствовали понятиям более просвещенных веков, чем условиям той эпохи, в которой он жил. Англия была в то время едва ли не единственной страной на свете, которая могла открыть достойное поприще его способностям. Он обладал в высшей степени всеми качествами, необходимыми для вождя партии: умел управлять народными массами и согласовывать их мысли и желания с собственными своими видами. Наконец, он обладал увлекательным даром слова.