Король Георг V

Самый необычный конфликт, случившийся в начале царствования, связан с фигурой Уинстона Черчилля. К тому времени уже много лет существовал обычай, предписывавший премьер-министру или члену кабинета каждый вечер писать письмо королю, сообщая о ходе парламентских слушаний за последние двадцать четыре часа. Поскольку цель этих посланий — не столько продублировать, сколько дополнить дословную запись выступлений, публикуемую в официальном парламентском вестнике, в них, естественно, всегда отражалась личность автора, а Уинстон Черчилль был не из тех, кто скрывает свои взгляды. 10 февраля 1911 г. он направил королю отчет о проходивших в палате общин дебатах относительно мер по сокращению безработицы. Этот отчет включал в себя следующий пассаж: «Что же касается разного рода бродяг и прожигателей жизни, то их следует направлять в исправительно-трудовые колонии, дабы они в течение длительного срока исполняли там свой долг перед государством… Нельзя, однако, забывать о том, что лодыри и прожигатели жизни существуют как на вершине, так и у подножия социальной лестницы».

Кноллису тотчас же велели выразить протест премьер-министру. В своем письме он писал:

«Король считает, что взгляды г-на Черчилля, изложенные в приложении, можно отнести к крайне социалистическим. То, что он предлагает, в свое время было испробовано во Франции и закончилось полным провалом. В 1849 г. Луи Блан устроил подобные мастерские в Париже, и все мы знаем, каков был результат: они, по существу, стали предтечей уличных боев в июне того же года, когда погибли тысячи и тысячи людей.

Е.В. также считает излишним то, что в написанном Черчиллем отчете вставлена фраза о лодырях и прожигателях жизни как на верху, так и у подножия социальной лестницы».

Черчилль гневно реагировал на это проявление монаршего неудовольствия. Он отрицал, что его взгляды можно считать социалистическими, или хотя бы принять за таковые, и в почтительных выражениях, отдающих, однако, насмешкой, предлагал королю найти более покладистого корреспондента:

«После того что случилось, господин Черчилль будет в дальнейшем при написании этих писем испытывать серьезные затруднения, опасаясь, что по недосмотру или из-за усталости от его внимания ускользнут некие фразы или выражения, могущие произвести неблагоприятное впечатление на Ваше Величество. Поэтому он действительно хотел бы, чтобы Ваше Величество дало распоряжение, чтобы данная обязанность была возложена на какого-нибудь другого министра, который смог бы писать свои письма в полной уверенности в любезной и снисходительной благосклонности Вашего Величества, которое, как с глубоким сожалением полагает г-н Черчилль, он ныне утратил».

Этот дерзкий ответ вызвал у Кноллиса раздражение. «Не думаю, что тон письма достаточно выдержан, — заметил он, — и что суть дела изложена в нем правильно». По его словам, король предпочел бы, чтобы министр внутренних дел опустил свое замечание о бродягах и прожигателях жизни, тем более «совершенно очевидно, что в одном случае издержки ложатся на государство, а в другом — нет». Свое письмо Кноллис, однако, заканчивает на примирительной ноте: «Король дал мне указание добавить, что Ваши письма всегда интересны и поучительны и что ему было бы жаль лишиться их в будущем». После дальнейшего обмена посланиями, общий объем которых составил несколько тысяч слов, немного успокоившийся Черчилль согласился и далее исполнять эту свою обязанность.