Натаниэль покинул Нью-Йорк первого апреля. Он решил ехать не торопясь и постараться получить от поездки, которую про себя называл «приключением», как можно больше удовольствия. Отъезд был продуман до мелочей, кобыла у Натаниэля была отличная, следом шла вторая, нагруженная припасами и вещами. В восемь часов утра Натаниэль уже скакал по Нью-Джерси в таком хорошем настроении, что даже не чувствовал холода.
…Последние два с половиной месяца прошли в подготовке к путешествию. Работая у Таттла, Натаниэль еще в прошлом году успел скопить немного денег. Получив письмо от дяди, он стал откладывать каждый цент, который удавалось выкроить. Капиталы медленно, но верно росли, и в конце марта Натаниэль уже был обладателем внушительной суммы в двести семьдесят три доллара. Он купил теплую синюю шерстяную шапку и заказал у портного новые штаны, с двойной просрочкой, чтобы не протерлись от каждодневной тряски в седле. Также он приобрел новые черные сапоги. По словам мастера, который их изготовил, лучшей обуви для путешествия не было в целом Нью-Йорке, а может даже, на всем Восточном побережье. Сапожник торжественно пообещал Натаниэлю, что сапоги не запросят каши, не протекут и, вообще, ни при каких обстоятельствах не подведут своего хозяина.
Натаниэль ни с кем не делился своими планами. Растравив любопытство Аделины парочкой намеков, на нескончаемые расспросы невесты он отвечал только, что собирается сделать ее одной из богатейших женщин Нью-Йорка.
Как-то раз Натаниэль попытался завести разговор о дяде за семейным обедом. Отец немедленно провозгласил, что «Изекиэль Кинг предал семью, уйдя жить в леса к дикарям», и поэтому «в этой семье о нем не говорили, не говорят и говорить не будут». На этом тема была закрыта.
Сказать, что Натаниэль переживал и сомневался в успехе поездки, — значит не сказать ничего. Иногда он падал духом и обзывал себя легковерным дурачком. Но, перечитывая дядино письмо, вновь убеждал себя в том, что все будет хорошо: он поедет на Дикий Запад, увидит дядю, а главное — получит сокровище. Натаниэлю очень хотелось стать богатым и поселиться с Аделиной в большом красивом доме, не хуже чем у «папочки» Ван Бурена. Кроме того, в молодом человеке проснулась тоска по неизведанному. Ему захотелось повстречать новых людей, увидеть незнакомые места, побывать в разных городах и, вообще, пережить что-нибудь такое, о чем он в старости можно будет рассказывать внукам. Поездка обещала стать незабываемой, и Натаниэль хотел взять от нее все.
В ночь перед отъездом он уселся за секретером у себя в комнате и при свечах написал три письма. Первое предназначалось родным. В нем Натаниэль рассказывал о послании Зика и просил прощения, что уезжает тайно. Он написал отцу и матери, что очень их любит, и торжественно пообещал возвратиться в Нью-Йорк, самое позднее, в июле. Второе письмо было для хозяина конторы. Натаниэль выражал Таттлу благодарность за то, что начальник обучил его азам бухгалтерского дела, и извинялся, что покидает фирму в разгар работы, не предупредив о своем уходе заранее. Не сумев удержаться, Натаниэль добавил, что уверен: всю работу, которую он не доделал, с удовольствием возьмет на себя образцовый сотрудник фирмы Мэтью Браун.
Без сомнений, труднее всего далось послание к возлюбленной. Полное откровений и обещаний, что вернется как можно раньше, и бесчисленных признаний в любви, письмо получилось в четыре страницы. Натаниэль понимал, что отец обязательно доложит Ван Бурену о Зике, поэтому подробно рассказал о дядином послании и о том, что, как ему кажется, дядя разбогател на цветных металлах или же на торговле пушниной, как Джон Джейкоб Астор.
Благодаря газетам история Астора была известна всем грамотным ньюйоркцам. Выходец из Германии, Астор прибыл в Нью-Йорк в возрасте двадцати лет. В 1787 году он занялся торговлей пушниной, в 1808-м основал свою торговую компанию. Со временем Астор сумел захватить монополию на торговлю пушниной к югу от канадской границы и стал мультимиллионером и самым богатым человеком Америки.
В конце письма, вслед за очередным признанием в любви, Натаниэль прибавил строки, которые не давали ему покоя все последующие годы: