Король Камней

— Да, — сказала женщина: моллюск, прячущийся в Циклопе, как в раковине. — Я вижу. Ты — Эльза, он подарил тебе диадему. Его память… Я опустилась до того, что шарю по чужим шкафам. Впрочем, чего ждать от мертвой?

— Кто ты? — в свою очередь спросила Эльза.

— Спроси у него. Когда он очнется, — женщина дернула уголком Циклопова рта и поправилась: — Если он очнется. Я боюсь, что убью его, и не пойму, что сделала. Очень заметно, что я боюсь?

— Нет, — честно ответила Эльза. — Я боюсь гораздо больше.

— Дурочка. Славная маленькая дурочка…

— Я боюсь больше! — заупрямилась Эльза.

Почему-то сивилле казалось важным доказать свою правоту. Эльза смотрела, как капли пота стекают по лицу Циклопа, собираясь у крыльев носа в блестящие лужицы. И боялась так, что никакая женщина, мертвая или живая, где бы она ни скрывалась, не могла победить сивиллу в этом споре.

Циклоп молчал. Голова его повернулась вбок, камень уставился на Вульма с Натаном. Глухие к чужим разговорам, мужчины возились с костром. Сухие дрова прогорели, новые не хотели заниматься: шипели на углях, трещали, воняли сыростью. Изменник чиркал огнивом; охотник за сокровищами бранился хриплым шепотом. Не меняя позы, Циклоп протянул руку к костру. Задвигались пальцы: еле-еле, словно кисть робкого каллиграфа. От каждого движения в воздухе оставался едва заметный след. Губы дрогнули, рождая слова, неизвестные Эльзе. Она слышала сказанное не ушами, как все люди, а низом живота. Там, щекочась, ворочался мохнатый клубок, Костер вспыхнул.

— То, что нас не убивает, делает нас сильнее, — лицо Циклопа сморщилось. Эльза не сразу догадалась, что женщина-невидимка пытается закрытыми глазами указать вверх, на лоб, где мерцал камень. — Симон обожал эту спорную мудрость. А то, что нас убивает? И, убив, делает сильнее? Что скажешь, сивилла?

Эльза пожала плечами:

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Знаю другое: при жизни я бы разжигала костер втрое дольше. Устала бы, как собака. Огонь — дыхание Симона, мне он давался с трудом. Я была слабой магичкой, девочка. Посмотри на мои пальцы.

Пальцы левой руки Циклопа были тонкими, изящными. Под взглядом Эльзы они начали меняться, делаясь грубее. На первых фалангах, как и на тыльной стороне ладони, пророс рыжеватый волос. Стали короче ногти, утратив блеск. Женская рука опять стала мужской.

— Теперь ты видишь, что я убиваю его?

— Да, — кивнула Эльза.

— Я хочу просыпаться чаще и чаще. Мне хочется играть со своей силой, как мальчишке — с деревянным мечом. Испытывать силу, искать ее предел. Я едва сдерживаюсь. С каждым пробуждением я буду перекраивать его тело под себя. Возрождаться, восстанавливаться, желаю я этого или нет. Однажды я вернусь, и его не станет. Я уходила, я возвращаюсь, и меня трясет от ужаса. Он выносил за мной горшок. Варил для меня бульон. Кормил с ложечки. День за днем, год за годом. Чем я отплачу ему за заботу? Тем, что заберу последнее, что у него есть — тело? Я уходила, я возвращаюсь…

У него затечет шея, подумала Эльза. У нее? Какая разница, у кого, если обычный человек не способен долго лежать на спине, оторвав затылок от пола и прижав подбородок к груди! Попросить, чтобы она легла по-человечески? Чтобы она уложила Циклопа по-человечески?! Я могу сесть ближе, ей не придется вертеть головой, чтобы увидеть меня. Светлая Иштар, что за глупости лезут мне в голову!

— Я уходила, — губы Циклопа тряслись. Голос зазвучал выше, звонче. — Мы, маги, ближе всего к Ушедшим. Душой, не плотью. Кажется, я начинаю понимать… Око Митры сочло меня Ушедшей! Слабой, больной, ничтожной. Заключенной в тюрьме — теле, не способном на метаморфозы. Око пыталось излечить меня! Коверкало мое тело, терзая его изменениями. Так всадник гонит усталого коня — плетью и шпорами. Что ж, конь пал. Тело Инес ди Сальваре умерло, Око Митры сохранило душу покойной — и продолжило лечение.

Пальцы Циклопа нащупали запястье Эльзы.

Сжали: крепко, по-мужски.

— Для Ока Митры мое тело умерло… — метель снова взвихрила тьму камня, вросшего в лоб. Женщина, чья душа томилась в гранях «третьего глаза», шарила по чужим шкафам. — Да, я вижу. Я менялась и в могиле. Они сожгли мое тело, Симон и Циклоп. Лишь тогда Око Митры сочло мою плоть достаточно мертвой. Для Ока я выздоравливаю, набираюсь сил; я уже могу просыпаться, могу перекраивать Циклопа под себя. Я не хочу выздоравливать! Не такой ценой… Ты — его любовница?

Эльза отпрянула:

— Нет!

— Успокойся, девочка. Это не ревность. Он дорог тебе?

— Нет, — сердце билось, грозя сломать ребра. — Он — мой стыд. Он вернул мне рассудок. А я предала его ради другого. Ради подлеца и насильника по имени Амброз. Циклоп — мой стыд, и я не оставлю его.

— Амброз? Амброз Держидерево, королевский маг?!

— Вы знаете его?

— Думала, что знаю, — в глотке Циклопа каркнули вороны. Не сразу сивилла поняла, что это смех. — Говоришь, насильник? Он сильно изменился, наш Амброз. Пожалуй, он изменился не меньше моего. Впрочем, оставим. Я скоро засну, у нас мало времени. Ты запомнила мои слова? Про Ушедших, про Око Митры?

— Да.