Король холопов

Люди пришли в отчаяние и ярость; из-за куска хлеба они убивали друг друга; толпы разъяренных, голодных людей шли в города, местечки, нападали на богатые дома, взламывали кладовые и амбары, грабили проезжих… Тревога и страх охватили всех, и всякий, имевший возможность, спешил удалиться в чужие края… Многие скрывались в богатые и укрепленные города, но и там, при большом скоплении голодного люда скоро наступал голод и появлялись болезни. В костелах служили молебны об избавлении от глада и мора, но Господь не внимал молитвам и не сжалился над страной. Чернь начала роптать… В это-то время толпы изнуренных людей с бледными лицами собрались около Боснии и Кракова, где им были предложены работы по прорытию канала, который должен был соединить эти обе местности. В других местах толпы народа работали над сооружением укреплений и городов, прокладывали дороги среди лесов и болот. Казимир умышленно придумывал разные работы, чтобы помочь бедному люду, и часто среди толпы в разорванной, ветхой одежде появлялся уже немолодой всадник, в густых волосах которого проглядывала седина, – и народ узнавал короля. Он лично хотел видеть, как идут работы, и убедиться в том, выдают ли им деньги, предназначенные к выдаче из государственной сокровищницы, как плату за их труд.

Рыцарство и шляхта снова начали роптать… Они находили несправедливым, что Казимир кормит голодных мужиков, а не поддерживает их. Тем, которые к нему обращались за помощью, он отвечал, что пользуясь достатком в течение многих лет, они могли кое-что отложить на черный день; бедный же люд, еле перебиваясь со дня на день, ничего отложить не мог, и поэтому он должен помогать тем, которые очутились в безвыходном положении. – Продайте лишние вещи, откажитесь от предметов роскоши, – говорил Казимир. – Я тоже готов нести жертвы, но только для тех, которым, кроме меня, никто не протянет руку помощи. Я не подаю подаяния мужикам… Я им даю возможность работать, проложить новые дороги, сухопутные и водные, а это послужит на пользу для страны и увеличит ее торговлю.

Когда однажды какой-то краковский дворянин, обиженный на короля, громко упрекнул его в том, что он дает гибнуть рыцарству и дворянам, а помогает только черни, король возразил:

– Вы правду сказали, но из этой черни, когда я пролью в нее свет и наделю достатком, я сумею сделать дворян и рыцарей, а между тем, если не хватит рук для обработки земли, которая служит кормилицей, и людей для занятий ремеслами и торговлей, которые обогащают страну, то я с одними дворянами и рыцарями ничего не поделаю…

На такое пренебрежительное отношение со стороны короля к сословию, которое считало себя выше других, оно ответило, дав ему прозвище "король хлопов".

Казимир на это не обижался, и он не скрывал того, что желает быть не только королем хлопов, но и их отцом, потому что его другие подданные не желают быть их братьями и не исполняют заветов Спасителя…

Как мы уже выше упомянули, Казимир задумал прорыть канал между Боснией и Краковом, где несколько тысяч рабочих рук могли применить свой труд. Среди этой толпы был заведен строгий порядок, как в муравейнике. Вблизи мест, где проводились работы, Казимир велел поставить шалаши и палатки, наскоро устроили хлебопекарни и бани… И в течение короткого промежутка времени кругом образовались небольшие поселки.

Король с радостью осматривал произведенные работы, глядя на всю эту толпу, пристроенную благодаря ему, он забывал о всех своих заботах, и эта картина вознаграждала его за все пережитые огорчения… На устах его блуждала улыбка, а глаза с любовью смотрели на всех этих тружеников. Иногда из толпы появлялся человек в разорванной одежде и смело подходил к Казимиру с какой-нибудь просьбой, уверенный в том, что король его не обидит. Руководителям работ было приказано не лишать бедняков доступа к королю. И вот однажды из толпы вышел сильно похудевший человек, воткнул заступ в землю, медленно приблизился к Казимиру и отвесил ему низкий поклон. Черты его лица показались королю знакомыми.

Видно было, что это был когда-то крепкий и здоровый человек, который перенес много страданий, но силы его не надломлены, и жизненные невзгоды его только закалили. Бледный, пожелтевший, высохший, преждевременно состарившийся, он и теперь еще был силен… Лета не согнули его спины, руки, покрытые мозолями, не дрожали, голова гордо сидела на плечах, но в глазах выражалась глубокая печаль… Одежда на нем была потрепанная, вытертая, толстая рубашка вся в заплатах, кафтан дырявый, шапка от солнца выцветшая, но и в этом нищенском наряде у него был непринужденный вид, и он так смело подошел к королю, словно был в шелку и золоте.

– Ты ко мне? – ласково спросил Казимир.

– К тебе, мой король, – с поклоном ответил мужик, разглядывая Казимира. – Давно я не видел нашего короля, а хорошо его помню!

Говоря это, он вздохнул.

– Мой бедный отец удостоился счастья принимать вас в своем деле, а мать и сестра прислуживали вам… Тогда были лучшие времена… Было хоть чем угостить такого пана, а теперь…