Король крыс

Но Шон не стал смотреть. Он просто стоял перед зеркалом, опустив голову, и волосы спадали на его лицо. Неглиже съехало еще ниже, он был обнажен до пояса. Я схватил его за волосы и дернул.

«Посмотри на себя, ты, проклятый извращенец! – орал я. – Ты мужчина, клянусь Богом, и всегда был им!»

Он продолжал стоять, ничего не говоря, и наконец до меня дошло, что он плачет. Потом в комнату ворвались Родрик и Фрэнк Перриш и вышвырнули меня вон, а Перриш обернул неглиже вокруг Шона, обнял его, и все это время Шон продолжал плакать.

Фрэнк крепко обнимал его и приговаривал: «Все в порядке, Шон, все в порядке». Потом посмотрел в мою сторону, и я понял, что он хочет убить меня. «Убирайтесь отсюда, вы, проклятая сволочь!» – сказал он.

Даже не помню, как вышел оттуда. Я бродил по лагерю, с трудом приходя в себя. И тут я начал осознавать, что не было у меня права, вообще никаких прав делать то, что я сделал. Это было безумством.

Лицо Питера Марлоу исказилось от боли.

– Я вернулся в театр. Хотел помириться с Шоном. Дверь была заперта, но мне показалось, что он внутри. Я стучал и стучал, но он не отвечал и не открывал дверь. Я рассвирепел и взломал дверь. Мне хотелось извиниться лично перед ним, а не перед его дверью.

Он лежал на кровати. Левое запястье было разрезано, и вся комната залита кровью. Я наложил ему жгут и привел старого доктора Кеннеди и Родрика с Фрэнком. Шон выглядел как труп и не издавал ни звука все то время, пока Кеннеди зашивал разрез, сделанный ножницами. Когда Кеннеди закончил, Фрэнк спросил меня: «Удовлетворен наконец, ты, чертова сволочь?»

Я ничего не мог сказать. Я просто стоял, ненавидя себя.

«Убирайся отсюда вон и не показывайся больше!» – прорычал Родрик.

Я собрался уходить, но тут услышал, как Шон зовет меня слабым, едва различимым шепотом. Я повернулся и увидел, что он смотрит на меня, совсем не сердито, а так, будто жалеет. «Извини, Питер, – сказал он. – Ты не виноват».

«Боже, Шон, я вовсе не хотел причинить тебе вред», – ухитрился выговорить я.

«Знаю, – прошептал он. – Оставайся, пожалуйста, моим другом».

Потом он посмотрел на Перриша и Родрика и сказал: «Я хотела умереть, но сейчас, – и он улыбнулся своей очаровательной улыбкой, – так счастлива, что снова оказалась дома».

Питер Марлоу выглядел опустошенным. По его шее и груди струился пот. Кинг закурил «Куа».

Марлоу беспомощно пожал плечами, потом встал и вышел. На душе было гадко.

Глава 17

– Поторапливайтесь, – подгонял Питер Марлоу зевающих мужчин, которые уныло строились рядом с хижиной.

Солнце только показалось на горизонте, а завтрак уже превратился в воспоминание. Его скудность увеличивала раздражительность, а им предстоял долгий рабочий день на аэродроме под жарким солнцем. Если не повезет. Прошел слух, что сегодня одна команда будет послана в дальнюю, западную часть аэродрома, где росли кокосовые пальмы. Говорили, нужно спилить три дерева. А верхушечная почка кокосового дерева не только годилась в пищу, но и была очень питательной. Она считалась большим лакомством и звалась «капустой миллионеров». Ведь кокосовое дерево должно умереть, чтобы люди получили этот деликатес. Кроме «капусты миллионеров», там наверняка были кокосовые орехи. Более чем достаточно для команды из тридцати человек. Поэтому одинаково нервничали и офицеры, и рядовые.

Сержант, ответственный за хижину, подошел к Питеру Марлоу и козырнул:

– Все в сборе, сэр. Двадцать человек, включая меня.

– Кажется, должно быть тридцать.

– Двадцать человек – это все, кто у нас есть. Остальные больны или отправлены на валку леса. Я ничего больше не могу сделать.

– Хорошо. Давайте подтянемся к воротам.

Сержант повел пленных, которые расхлябанно шли вдоль стены тюрьмы, чтобы присоединиться к остальной части аэродромной бригады около западных ворот лагеря. Питер Марлоу сделал знак сержанту. Тот повел людей к концу построения: стоявшие там имели больше шансов попасть в команду, направляемую за кокосовыми деревьями. Люди Питера Марлоу быстро сообразили, что к чему, их не надо было подгонять.

Все они держали в руках рваные рубашки, связанные наподобие мешков. Вместилища для жратвы. Они являлись непременным снаряжением рабочей партии.

Иногда это были рюкзаки установленного образца, иногда чемоданы, или плетеные корзины, или сумки, а иной раз просто куски ткани. Но все пленные тащили тару под добычу, которая могла им попасться. На работах всегда можно что-то украсть. Если не «капуста миллионеров» или кокосовый орех, то добычей становились куски плавника, дрова, скорлупа кокосовых орехов, бананы, орехи масличных пальм, съедобные корни, многие виды листьев и даже иногда папайя.

Большинство пленных обулись в сандалии на деревянной подошве или в галоши из автомобильных шин. На некоторых были ботинки с отрезанными носами. Питер Марлоу надел ботинки Мака. Они ему жали, но лучше подходили для трехмильного перехода и работы, чем самодельные сандалии.

Цепочка пленных змеей начала выползать через западные ворота. Каждую группу возглавлял офицер. Впереди шли корейские охранники, позади плелся всего один кореец.