Король Крыс

Конечно, Коттон мог бы запросто поселиться в любой точке мира, мог вести образ жизни, более соответствующий его статусу, если бы не природная скромность да полное отсутствие тяги к излишествам.

«Что мне на «мерсах» кататься да на заграничных курортах пузо нежить, когда кенты в это время будут цемент БУРов своими легкими крыть? — обычно говорил Алексей Николаевич, когда коллеги укоряли его в излишнем аскетизме. — Лучше уж я их подогрею».

Это не было бравадой: большая часть денег, выделяемая старику из общака в качестве своеобразной ренты, шла не на собственные удовольствия, а на зоны, на «подогрев» братвы.

В этом убогом деревенском домике Алексей Николаевич обитал не один. Он поселился здесь с единственным близким и родным для себя человеком, племянницей Наташей.

За свои восемнадцать лет эта девушка хлебнула немало горя: несколько раз ее похищали, чтобы шантажировать авторитетного дядю, а когда тот отказался идти на поводу негодяев, противник Коттона, типичный «новый русский авторитет», подсадил Наташу на мощный психотропный наркотик «русский оргазм», и врачам стоило огромных усилий привести в порядок ее помутившийся рассудок.

Но так уж получилось, что в самые критические минуты и для Наташи Найденко, да и для самого Коттона на помощь приходил Максим Александрович Нечаев. И в том, что девушка еще три года назад наивно, по–детски влюбилась в Лютого, не было ничего удивительного.

Максим не раз наведывался сюда, в деревенскую глушь Ярославской области. И Алексей Николаевич, человек умный, опытный и проницательный, не мог не видеть очевидного: при появлении Лютого племянница застенчиво краснела, иногда отвечала невпопад, но главное — смотрела на гостя столь откровенно–влюбленным взглядом, что даже тому становилось немного не по себе.

Во время последнего приезда Нечаева Коттон спросил прямо: «Как тебе моя племянница? И вообще, что ты собираешься делать?»

Максим многозначительно промолчал, и старик, прекрасно знавший Лютого, понял: это молчание человека, который еще сам не до конца разобрался в своих чувствах…

Покончив с утренним туалетом, Алексей Николаевич быстро оделся и на цыпочках прошел в комнатку племянницы. Наташа тихо спала, свернувшись калачиком; каштановые волосы ее разметались по подушке. Привычно скользнув взглядом по нехитрой обстановке, Коттон заметил стоявшую на прикроватной тумбочке фотографию Лютого, которой еще вчера тут не было, и понимающе хмыкнул.

— Спи, моя хорошая, — ласково прошептал старик, поправляя одеяло.

Удивительно, но в этом человеке, прожившим суровую и трудную жизнь, отправившим на смерть многих, сохранилось столько теплоты и нежности.

Спустя несколько минут Алексей Николаевич вышел на крыльцо. Почти рассвело, и Коттон прикидывал, что предстоит ему сегодня сделать: накопать картошки, свернуть пленку с парников, сжечь старую ботву, наколоть дров.

Коттон уже взял топор, по привычке проверил остроту лезвия ногтем, поставил было полено на чурбан, когда где-то совсем рядом послышалось урчание автомобильного двигателя.

Это не могло не насторожить — местные сельчане собственных машин не имели, а столичные гости из числа уголовных авторитетов наведывались к Найденко лишь после того, как согласовывали встречу по мобильному телефону.

Отложив топор, Коттон двинулся к калитке. Рядом с забором стояла черная «Волга» с тонированными стеклами. Российский триколор на госномере свидетельствовал, что машина принадлежит ГОНу — кремлевскому гаражу особого назначения. Задняя дверца открылась, и из машины вышел пожилой, спортивного вида мужчина. Безукоризненный серый костюм консервативного покроя, легкомысленной расцветки галстук, старомодные очки в тонкой золотой оправе, ироничная улыбка.

Это был Прокурор.

Как почти все, кто общался с этим загадочным человеком, Найденко не знал ни имени, ни фамилии, ни отчества, ни официальной должности высокого правительственного чиновника, только устрашающий псевдоним. Знал также, что по роду своей деятельности Прокурор занимается проблемами организованной преступности, что его кремлевская должность, которую он никогда и нигде не афиширует, — всесильная и ключевая.

И конечно же, как человек мудрый, наделенный природной интуицией, Алексей Николаевич чувствовал: несмотря на то что они всегда сражались по разные стороны баррикад, кремлевский деятель уважает его, старого уркагана, — видимо, за своеобразную порядочность и верность слову. Впрочем, Найденко тоже ценил Прокурора — за те же самые качества.

Ну, здравствуй, Алексей Николаевич, — приветливо улыбнулся утренний гость, — давно не виделись.

Три года четыре месяца, — напомнил Коттон — несмотря на преклонный возраст, память у него была отменной.

Как дела?

Твоими молитвами, — улыбнулся пахан, прикидывая в уме, для чего Прокурор прикатил к нему из Москвы в забытую Богом и сатаной деревню в такую рань.

А далеко ты забрался. — Обладатель золотых очков с чувством пожал руку Найденко так, словно они расстались вчера вечером, а не встречались больше трех лет тому назад.