– Разложение. Моральное разложение. Вы спаслись как раз вовремя. Еще несколько месяцев общения со злом, воплощением которого был Кинг, и вы бы переродились навечно. Вы начали превращаться в величайшего лгуна и обманщика – каким был и он.
– Он не был воплощением зла и никого не обманывал. Все, что он делал, – это приспосабливался к обстоятельствам.
– Во что превратился бы мир, если бы каждый прикрывался этим. Существует такая вещь, как мораль.
Питер Марлоу бросил сигарету на пол и втоптал ее в пыль.
– Не говорите, что вы скорее бы умерли с вашими чертовыми добродетелями, но не пошли бы на небольшой компромисс. Ради спасения своей жизни.
– Небольшой? – резко рассмеялся Грей. – Вы распродали все. Честь, честность, гордость – и все за подачку от худшего из ублюдков в этой вонючей дыре!
– Если уж вы заговорили о чести, то у Кинга было очень высокое понятие о чести. Но вы правы в одном. Он действительно изменил меня. Он показал мне, что человек может оставаться человеком, независимо от происхождения и обстоятельств. И я это понял. Поэтому я не прав, насмехаясь над тем, чем вы просто не обладали от рождения. Приношу вам свои извинения. Но я презираю вас как человека.
– В конце концов, я не продавал свою душу! – Форма Грея пропиталась потом, он злобно глядел на Питера Марлоу. Но в душе он задыхался от ненависти к самому себе. «А со Смедли-Тейлором? – спрашивал он сам себя. – Верно, я тоже продался. Я сделал это. Но, по крайней мере, я знаю, в чем я был не прав. Я знаю. И я знаю, почему я это сделал. Я стыдился своего происхождения и хотел принадлежать к благородному классу. К вашему проклятому классу, Марлоу. К армии. Но сейчас мне на это наплевать».
– Вы, мерзавцы, получили мир даром, – вслух сказал он, – но ненадолго, клянусь Богом, не навсегда. Мы собираемся сквитаться с вами, мы, люди, подобные мне. Мы не для того дрались на войне, чтобы в нас плюнули. Мы собираемся свести счеты!
– Удачи вам в этом!
Грей пытался справиться с дыханием. Он с усилием разжал кулаки и стер пот со лба.
– Но с вами даже не стоит драться. Вы мертвы!
– Все дело в том, что мы оба живы-живехоньки.
Грей повернулся и пошел к двери. Стоя на верхней ступеньке, он оглянулся.
– Я должен благодарить вас и Кинга за одну вещь, – злобно сказал он. – Ненависть к вам обоим спасла мне жизнь. Потом он широким шагом ушел, ни разу не оглянувшись. Питер Марлоу бросил взгляд на лагерь, потом на хижину и на разбросанные вещи Кинга. Он поднял тарелку, на которой жарили яйца, и заметил, что она уже покрыта пылью. Думая о своем, он рассеянно поднял стол и поставил на него тарелку. Он думал о Грее, Кинге, Семсене, Шоне, Максе и о Тексе. Думал, где жена Мака, и не была ли Нья просто сном, о генерале и о чужаках в лагере, и о доме, и о самом Чанги.
«Я не могу понять, не могу понять, – беспомощно думал он. – Неужели приспосабливаться к обстоятельствам – плохо. Что дурного в том, если ты стараешься выжить? Что бы я сделал, будь я Греем? Что бы сделал Грей на моем месте? Что есть добро, а что зло?»
И Питер Марлоу, терзаемый мучительными мыслями, знал, что единственный человек, который, вероятно, мог бы объяснить ему это, погиб в ледяном море в походе на Мурманск.
Глаза его скользили по предметам из прошлого – столу, на котором покоилась его рука, кровати, на которой он выздоравливал после болезни, скамейке, которую они делили с Кингом, стулья, на которых они хохотали, – почти развалившиеся и заплесневелые.
В углу валялась пачка японских долларов. Он подобрал их и стал разглядывать. Потом стал бросать их один за одним. Когда бумажки улеглись, их снова облепили тучи мух. Питер Марлоу встал на пороге.
– Прощайте, – сказал он всему, что принадлежало его другу. – Прощайте и спасибо.
Он вышел из хижины и пошел вдоль стены тюрьмы к цепочке грузовиков, которые терпеливо дожидались у ворот Чанги.
Форсайт стоял у последнего грузовика, он был счастлив, что его работа закончена. Он был измучен, и в его глазах Чанги оставил свою отметину. Он скомандовал конвою отправляться.
Тронулся первый грузовик, за ним второй, потом третий и наконец все грузовики выехали из Чанги, и только один раз Питер Марлоу оглянулся назад. Когда он уже был далеко.
Когда Чанги был похож на жемчужину в изумрудной устричной раковине, бело-голубой под сводом тропического неба, Чанги стоял на небольшом подъеме, а вокруг был зеленый пояс джунглей, а дальше джунгли переходили в сине-зеленую морскую гладь, уходящую в бесконечность до самого горизонта.
Больше он не оглядывался назад.
Этой ночью Чанги опустел. Ушли люди. Но остались насекомые.
И крысы.
Они были по-прежнему там. Под хижиной. И многие сдохли, забытые своими тюремщиками. Но самые сильные были по-прежнему живы.
Адам рвал сетку, чтобы достать еду, сражаясь с проволокой, с которой он дрался с тех пор, как был посажен в клетку. И его настойчивость была вознаграждена. Боковая часть клетки оторвалась, он набросился на еду и стал пожирать ее. Потом отдохнул и с новой силой стал рвать другую клетку и в конце концов сожрал крыс внутри ее.