Он быстро устроился. Питер Марлоу тем временем доставал карты, а Ларкин освобождал место. Гэвин поднял левую ногу и убрал ее, чтобы она не мешала, отсоединив для этого проволочную пружину, соединявшую носок его ботинка с повязкой на ноге, сразу под коленом. Потом отодвинул другую ногу, тоже парализованную, и, сидя на подушке, откинулся к стене.
– Так лучше, – заключил Гэвин, быстрым нервным движением поглаживая свои усы в стиле кайзера Вильгельма.
– Как ваши головные боли? – машинально спросил Ларкин.
– Ничего, старина, – также машинально ответил Гэвин. – Вы мой партнер?
– Нет. Вы можете играть с Питером.
– Господи, этот парень всегда бьет козырем моего туза.
– Это было только один раз, – рассмеялся Питер Марлоу.
– Один раз за вечер, – подтвердил Мак, начиная сдавать.
– 'Mahlu.
– Две пики, – объявил Ларкин торжественно. И начался яростный торг.
Позже этим же вечером Ларкин стукнул в дверь одного из бараков.
– Да? – спросил Смедли-Тейлор, всматриваясь в темноту.
– Простите за беспокойство, сэр.
– А, здравствуйте, Ларкин. Что-нибудь случилось? Всегда неприятности. С трудом вставая с койки, он недоумевал, что принесло австралийца в этот час.
– Нет, сэр. – Ларкин убедился, что никто не может их слышать. Его слова были тихими и обдуманными. – Русские в сорока милях от Берлина. Манила освобождена. Янки высадились на Корре-Хидоре и на Иводзиме.
– Вы уверены в этом, приятель?
– Да, сэр.
– Кто... – Полковник Смедли-Тейлор запнулся. – Нет. Я не хочу ничего знать. Сядьте, полковник, – сказал он тихо. – Вы абсолютно уверены?
– Да, сэр.
– Могу сказать только одно, полковник, – старик говорил невыразительно и мрачно, – я ничем не смогу помочь тому, кого поймают с..., кого поймают. – Он даже не хотел произносить слово «приемник». – Я ничего не хочу знать об этом. – Теперь улыбка пробежала по его твердому лицу, смягчив его. – Я только прошу охранять его ценой своей жизни и немедленно сообщать мне все, что вы услышите.
– Слушаюсь, сэр. Мы предполагаем...
– Я ничего не хочу слышать. Только новости. – Смедли-Тейлор дотронулся до его плеча, – Извините.
– Так надежнее, сэр. – Ларкин был рад, что полковник не хочет выслушивать их план. Они решили, что будут сообщать новости только нескольким лицам. Ларкин расскажет Смедли-Тейлору и Гэвину Россу. Мак передаст их майору Тули и лейтенанту Босли – своим личным друзьям, а Питер расскажет их Кингу и отцу Доновану, капеллану католиков, а те передадут их двум следующим людям, которым они доверяют, и так далее. «Хороший план, – думал Ларкин. – Прав был Питер, когда не захотел сказать, где он достал конденсатор. Славный он парень, этот Питер».
Чуть позже, этим же вечером, когда Питер Марлоу вернулся в свою хижину, повидавшись с Кингом, Эварт не спал. Он высунул голову из-под сетки и возбужденно прошептал:
– Питер. Ты слышал новости?
– Какие новости?
– Русские в сорока милях от Берлина. Янки высадились на Иводзиме и Корре-Хидоре.
Питер Марлоу похолодел. Бог мой, так быстро?
– Сплетни, Эварт. Дурацкая чепуха.
– Нет, не глупость, Питер. В лагере новый приемник. Это правда. Не сплетни. Правда. Здорово! О, Господи, самое главное я забыл. Янки освободили Манилу. Теперь недолго осталось ждать.
– Я поверю в это, когда увижу собственными глазами. «Может быть, нам стоило рассказать об этом только Смедли-Тейлору и никому больше, – думал Питер Марлоу, лежа на койке. – Если знает Эварт, секрета не скроешь».
Он нервно прислушивался к шуму лагеря. Можно было почти наверняка определить, что в Чанги растет возбуждение. Лагерь знал – опять есть связь с остальным миром.
Иошима потел от страха, стоя навытяжку перед разгневанным генералом.
– Ты, тупица, ленивый, дурак, – говорил генерал.
Иошима приготовился к удару, и он последовал в виде сильной пощечины.
– Ты найдешь это радио или будешь разжалован в рядовые. Твой перевод отменен. Свободен!
Иошима четко отдал честь. Его поклон был олицетворением покорности. Он покинул генеральский кабинет, радуясь, что так легко отделался. Черт бы драл этих несносных пленных!
В казарме он выстроил в шеренгу своих подчиненных и набросился на них с руганью, раздавая пощечины до тех пор, пока не заболела рука. Сержанты, в свою очередь, лупили капралов, те били рядовых, а рядовые били корейцев. Приказы были четкими: «Достать это радио, а не то...»
Но в течение пяти дней ничего не произошло. Потом тюремщики набросились на лагерь и просто растащили его по частям. Но ничего не нашли. Предателю в лагере не было пока известно о местонахождении приемника. Ничего не произошло, если не считать того, что обещание вернуть лагерю обычные нормы довольствия, было отменено. Лагерь приготовился к ожиданию на долгие дни, которые казались еще длиннее из-за недостатка еды. Но они знали – по крайней мере новости. Не слухи, а новости. А новости были очень хорошими. Война в Европе подходила к концу.