Питер Марлоу присоединился к людям, идущим по тропинке вдоль стены. Он пошел по ней на север, повернул за угол, оказался перед воротами. Он сорвал повязку, сразу же почувствовав себя раздетым. Впереди, в двух сотнях ярдов, дорога на запад кончалась. Заграждение сейчас было убрано, так как группы пленных возвращались с дневных работ. Многие изнемогали от усталости, волоча большие тележки, нагруженные пнями, которые были с огромным трудом выкорчеваны из болот и предназначались для лагерных кухонь. Питер Марлоу вспомнил, что послезавтра и он пойдет на эти работы. Он ничего не имел против почти ежедневной работы на аэродроме, это было нетрудно. Но заготовка дров – совсем другое дело. Трелевание бревен – опасная работа. Все делалось вручную, без каких-либо приспособлений, которые бы могли облегчить работу. Многие ломали руки и ноги, растягивали сухожилия. Всем здоровым в лагере приходилось выходить на такие работы раз или два в неделю, офицеры работали наравне с рядовыми. Дрова нужны были каждый день, а кухня пожирала их очень много. Это было справедливо, что те, кто был здоров, работали за больных.
Рядом с воротами стоял наряд военной полиции, а по другую сторону ворот корейский охранник, прислонившись к стене, курил и сонно наблюдал за проходящими мимо людьми. Полицейский смотрел на группу пленных, устало бредущих через ворота. Кто-то лежал на повозке. Обычно один или два человека завершали день именно так, но нужно было очень устать или сильно заболеть, чтобы тебя привезли домой в Чанги таким способом.
Питер Марлоу проскользнул мимо невнимательных стражей и присоединился к пленным, которые толкались на огромной бетонной площадке.
Он нашел вход в один из тюремных коридоров и начал пробираться через металлические лестницы, кровати и расстеленные матрасы. Люди были везде. На лестницах, в коридорах, в открытых камерах, четверо или пятеро в камере, рассчитанной на одного. Он почувствовал ужас от этого копошащегося людского муравейника. Вонь была тошнотворной. Вонь от гниющих тел. Вонь от немытых человеческих тел. Вонь от людей, длительное время прикованных к постели. Вонь от стен, от тюремных стен.
Питер Марлоу нашел камеру 54. Дверь была закрыта, но он открыл ее и вошел. Мак и Ларкин уже были там.
– Господи, от этого запаха с души воротит!
– Меня тоже, приятель.
Ларкин обливался потом. Мак обливался потом. Воздух был спертым, бетонные стены влажными, они тоже потели и были в пятнах плесени от многолетнего потения.
Камера – семь футов в ширину, восемь в длину и десять в высоту. Основное пространство занимала кровать – бетонный блок, вмонтированный в стену, высотой три фута, шириной тоже три и шесть футов в длину. Из кровати выступало бетонное изголовье. В одном углу камеры была уборная – дыра в полу, соединенная с канализационной трубой. Канализация давно не работала. На высоте девяти футов от пола крошечное зарешеченное окно, но увидеть из него небо было невозможно, потому что стены были толщиной два фута.
– Мак, мы подождем его несколько минут, потом смоемся из этого проклятого места, – заявил Ларкин.
– Хорошо, приятель.
– По крайней мере давайте откроем дверь, – предложил Питер Марлоу, который начал задыхаться.
– Лучше держать ее закрытой, Питер. Безопаснее, – тревожно возразил Ларкин.
– Я бы скорее умер, чем согласился бы жить здесь.
– Да. Хвала Господу, мы живем не здесь.
– Эй, Ларкин. – Мак показал на одеяла, лежавшие на бетонной кровати. – Не понимаю, где люди, которые живут в этой камере. Не могут же они все быть на работах.
– Я тоже не знаю. – Ларкин все больше нервничал. – Давайте сматываться... Дверь открылась, и, сияя улыбкой, вошел Кинг.
– Привет, ребята! – В руках у него были какие-то свертки. Он отступил в сторону, пропуская Текса, тоже нагруженного. – Положи все на кровать, Текс.
Текс поставил электроплитку, большую кастрюлю и ногой закрыл дверь. Все удивленно наблюдали за происходящим.
– Принеси воды, – распорядился Кинг.
– Хорошо, – ответил Текс.
– Что происходит? Вы хотели видеть нас? – спросил Ларкин.
Кинг рассмеялся.
– Предстоит небольшая стряпня.
– Господи! Вы хотите сказать, что собрали нас ради этого? Почему, черт побери, мы не могли сделать это у нас дома?
Ларкин был разъярен. Кинг же смотрел на него и ухмылялся. Затем повернулся и раскрыл какой-то сверток. Вернулся с водой Текс и поставил кастрюлю на плитку.
– Раджа, послушайте, что... – Питер Марлоу запнулся. Кинг высыпал в воду не меньше двух фунтов бобов, посолил и положил две полные ложки сахара. Потом развернул другой сверток, завернутый в банановый лист, и показал его содержимое.
– Матерь Божья!
Все замолкли, ошеломленные.
Кинг был доволен произведенным впечатлением.
– Говорил я тебе, Текс, – ухмыльнулся он. – Ты должен мне доллар.
Мак протянул руку и потрогал мясо.
– 'Mahlu! Да оно настоящее!
Ларкин тоже потрогал мясо.
– Я и забыл, как оно выглядит, – сказал он голосом, полным благоговейного трепета. – Проклятье, вы гений. Вы гений!