– Вы спятили? – воскликнул Браф. – Цитирует «Макбета»! Ради бога!
– В чем дело?
– Это сулит несчастье. Цитировать «Макбета». Как свистеть в театральной уборной.
– Неужели?
– Каждому дураку это известно!
– Будь я проклят. Ничего об этом не знал. – Ларкин нахмурился.
– Во всяком случае, вы процитировали неверно, – сказал Браф. – «Пламя, прядай, клокочи. Зелье прей! Котел урчи!»[18]
– А вот и не так, янки. Я знаю Шекспира!
– Спорим на завтрашнюю порцию риса?
– Послушайте, полковник, – подозрительно вмешался Мак, зная склонность Ларкина к азартным играм. – Никто так просто не бьется об заклад.
– Я прав. Мак, – отрезал Ларкин, но ему не понравилось самодовольное выражение лица американца, – Почему вы так уверены в своей правоте?
– Пари? – спросил Браф.
Ларкин секунду подумал. Он любил азартные игры, но завтрашняя порция риса была слишком большой ставкой.
– Нет. Я поставлю свою порцию риса за карточным столом, но будь я проклят, если поспорю на нее из-за Шекспира.
– Жаль, – сказал Браф. – Мне бы пригодилась дополнительная порция. Это четвертое действие, картина первая, строка десятая.
– Откуда, черт возьми, вам это так точно известно?
– Ничего странного, – объяснил Браф. – Я специализировался по искусству при Конгрессе США, в основном по журналистике и драматургии. Когда все это кончится, я собираюсь стать писателем.
Мак наклонился и вгляделся в кастрюлю.
– Завидую вам, приятель. Писатель – почти самая важная профессия в мире. Если писатель хороший.
– Ерунда, Мак, – сказал Питер Марлоу. – Существует миллион более важных занятий.
– Ваши слова говорят о том, как мало вы знаете.
– Бизнес гораздо важнее, – вставил Кинг. – Без бизнеса жизнь бы остановилась, а без денег и стабильной экономики никто бы не стал покупать книги.
– К черту бизнес и экономику, – заявил Браф. – Это обычные материальные вещи. Все обстоит так, как говорит Мак.
– Мак, – обратился к нему Питер Марлоу. – Почему вы считаете профессию писателя такой важной?
– Ну, паренек, во-первых, это то, чем я всегда хотел заняться и не мог. Много раз пробовал, но ничего не мог дописать до конца. Это самая трудная задача – дописать до конца. Но самое главное состоит в том, что писатели – это единственные люди, которые могут что-то изменить на этой планете. Бизнесмен ничего не может...
– Это чепуха, – воскликнул Кинг. – А как же Рокфеллер? И Морган? И Форд, и Дюпон? И другие? Благодаря их филантропии финансируется черт знает сколько научных исследований, и библиотеки, и больницы, и искусство. Да без их денег...
– Но они сделали свои деньги за счет кого-то другого, – сухо сказал Браф. – Они могли бы легко отдать часть своих миллиардов людям, которые заработали их для них. Эти кровопийцы...
– Я полагаю, вы демократ? – возбужденно спросил Кинг.
– Можете не сомневаться, это так. Посмотрите на Рузвельта. Посмотрите, что он делает для страны. Он вытащил страну, мы ему всем обязаны, а эти чертовы республиканцы...
– Чепуха, и вы понимаете это. Это не имеет никакого отношения к республиканцам. Экономический цикл развития...
– Все эти экономические циклы – бессмысленное вранье. Республиканцы...
– Эй вы, парни, – робко сказал Ларкин. – Никаких разговоров о политике, пока мы не поедим. Что вы на это скажете?
– Ну ладно, – угрюмо согласился Браф, – но этот малый чересчур благодушен.
– Мак, почему это так важно? Я все же не понимаю.
– Писатель может на листе бумаги изложить мысль... или точку зрения. Если писатель хороший, он может оказать влияние на людей, даже если книга написана на туалетной бумаге. И он – единственный в нашей современной экономике, кто может сделать это, кто может изменить мир. Бизнесмен не может ничего без больших денег. Политик бессилен без положения или власти. Плантатор наверняка не может. И бухгалтер не может, верно, Ларкин?
– Конечно.
– Но вы говорите о пропаганде, – сказал Браф. – Я не хочу писать пропагандистские книги.
– Вы когда-нибудь писали для кино, Дон? – спросил Кинг.
– Я никогда ничего никому не продал. Какой же я писатель, если ничего пока не продал. Но кино – это чертовски важно. Вы знаете, Ленин говорил, что кино наиболее важное из пропагандистских средств, когда-либо изобретенных?
Он заметил, что Кинг готов броситься в атаку.
– А я не коммунист, сукин вы сын, я просто демократ.
Он повернулся к Маку.
– Господи, вот так всегда, – если вы читали Ленина, Сталина или Троцкого, вас называют коммунистом.
– Ну, вам следует признать. Дон, – сказал Кинг, – что среди демократов полно розовых.
– С каких это пор доброе отношение к русским означает, что парень является коммунистом? Они наши союзники, вы же это знаете!
– Мне жаль, что так сложилось, с исторической точки зрения, – заметил Мак.
– Почему?
– Потом у нас будет масса проблем. Особенно на востоке. Эти ребята даже перед войной доставляли кучу неприятностей.
– Телевидение скоро завоюет весь мир, – сказал Питер Марлоу, наблюдая, как над поверхностью похлебки колышется тонкая струйка пара. – Вы знаете, я смотрел демонстрации телевидения из Алекзандра-Палас в Лондоне. Бэйярд раз в неделю делает программу.