Питер Марлоу лежал на своем влажном тюфяке, страстно желая заснуть. Но его мозг бесконтрольно метался, вылавливая из глубины ужасы прошлого и страхи перед будущим. Воспоминания, которые лучше отогнать от себя. Не надо вспоминать сейчас, когда ему так одиноко. Не надо вспоминать о ней.
Уже рассветало, когда он наконец заснул. Но даже тогда сон его был мучителен.
Глава 7
Дни сменялись днями и текли монотонной вереницей. Однажды вечером Кинг пришел в лагерный госпиталь в поисках Мастерса. Он нашел его на веранде одной из хижин. Тот лежал на вонючей кровати в полубессознательном состоянии, глаза его были прикованы к стене.
— Привет, Мастерс, — сказал Кинг, убедившись в том, что никто не подслушивает. — Как себя чувствуешь?
Мастерс смотрел на него, не узнавая.
— Чувствую себя?
— Конечно.
Прошла минута, прежде чем Мастерс пробормотал:
— Не знаю. — Струйка слюны сбежала по его подбородку.
Кинг вынул свою коробочку с табаком и наполнил им пустую табачную коробку, которая лежала на столе рядом с кроватью.
— Мастерс, — сказал Кинг. — Спасибо за то, что сообщил мне.
— Сообщил?
— Сообщил мне о том, что ты прочитал на куске газеты. Я только хотел поблагодарить тебя, дать тебе немного табака.
Мастерс напрягся, вспоминая.
— А…а! Нехорошо шпионить за приятелем. Дерьмо, полицейский шпик!
Потом он умер.
Подошел доктор Кеннеди и аккуратно натянул грубую простыню на голову Мастерса.
— Твой друг? — спросил он Кинга, его усталые глаза смотрели холодно из-под косматых бровей.
— В какой-то степени, полковник.
— Ему повезло, — заметил врач. — Сейчас он уже не чувствует боли.
— Это один из способов смотреть на вещи, сэр, — ответил Кинг вежливо. Он взял со стола табак и высыпал его снова в свою коробочку. Мастерсу он больше не понадобится. — От чего он умер?
— От отсутствия желания жить. — Доктор подавил зевок. Зубы его были грязными, волосы висели прямыми сальными прядями, а руки были розовыми и безукоризненно чистыми.
— Вы имеете в виду волю к жизни?
— Это один из способов смотреть на вещи. — Доктор сердито взглянул на Кинга. — Это единственное, от чего ты не сможешь умереть, не так ли?
— Черт возьми, нет, сэр.
— Что делает тебя таким непобедимым? — спросил доктор Кеннеди, ненавидя это огромное тело, которое излучало здоровье и силу.
— Я не понял вас, сэр.
— Почему с тобой все в порядке, а с остальными нет?
— Мне просто повезло, — сказал Кинг и собрался уходить. Но доктор ухватил его за рубашку.
— Это нельзя объяснить просто удачей. Нельзя. Может быть, ты дьявол, посланный, чтобы подвергнуть нас испытанию? Ты кровопийца, лжец и вор…
— Послушайте, вы. Я никогда ничего не крал и никого не обманывал в своей жизни, так что увольте!
— Тогда скажи мне, как это у тебя получается? Как? Это все, что я хочу знать. Разве ты не понимаешь? Ты являешься ответом для всех нас. Ты либо добро, либо зло, и я хочу понять, что ты есть.
— Вы сошли с ума, — сказал Кинг, вырывая руку.
— Ты можешь помочь нам…
— Помогите себе сами. Я забочусь о себе. Вы позаботьтесь о себе. — Кинг заметил, как белый халат доктора Кеннеди болтался на его тощей груди. — Вот, — сказал он, давая ему остаток пачки «Куа». — Покурите. Это хорошо успокаивает нервы, сэр. — Он повернулся на каблуках и крупным шагом зашагал на улицу. Он ненавидел госпитали. Он ненавидел вонь, болезни и беспомощность докторов.
Кинг презирал слабость. Этот доктор, подумал он, припадочный какой-то, сукин сын. Этот псих долго не протянет. Как и Мастерс, бедолага! Хотя, может быть, все-таки он не был бедолагой — он был Мастерсом, но он был слабым и поэтому ни к черту не годился. Мир — это джунгли, выживают сильнейшие, слабые умирают. Либо ты, либо кто-то другой. Это было справедливо. Иного пути нет.
Доктор Кеннеди уставился на сигареты, благословляя свою удачу. Он закурил одну. Все его тело впитывало сладость никотина. Потом он прошел в палатку к Джонни Карстерсу, кавалеру ордена «За безупречную службу», капитану 1-го танкового полка, который был почти трупом.
— Держи, — сказал он, давая ему сигарету.
— А вы-то как, доктор Кеннеди?
— Я не курю, никогда не курил.
— Счастливчик. — Джонни закашлялся от дыма и вместе с мокротой отхаркнул немного крови. От кашля сжался его кишечник, отчего струёй изверглась кровавая жидкость, так как мышцы заднего прохода давно ослабли.
— Док, — сказал Джонни, — пожалуйста, наденьте на меня ботинки. Я должен встать.
Старый доктор поискал ботинки. Разглядеть что-либо было трудно, потому что ночник в палате был тускл и тщательно затемнен.
— Нет здесь никаких ботинок, — сказал он, глядя близоруко на Джонни, который сел на край кровати.
— Ох! Ну тут уж ничего не поделаешь.
— Какие они были?
Слезы тоненькой ниточкой потекли из глаз Джонни.
— Я берег эти ботинки. В них я всю жизнь проходил. Единственное, что у меня осталось.
— Хочешь еще сигарету?
— Докуриваю, спасибо.
Джонни снова лег на свою изгаженную постель.
— Жалко мне ботинок, — сказал он.
Доктор Кеннеди вздохнул, снял свои ботинки без шнурков и надел на ноги Джонни.
— У меня есть еще пара, — соврал он, стоя босиком. Спина его болела.