По небу плыли облака. Куда плыли? А кто их знает куда, судя по направлению ветра в Швецию, наверное. Плыли, плыли тихо и беззаботно – вот призрачный Летучий Голландец, вот хижина норвежского моряка Даланда. А это кто же – в длинном платье, с распущенными по ветру волосами? Неужто добрая Сента, влюбившаяся в портрет неизвестного ей капитана. Капитана в старинном платье, шлеме и блестящей кирасе, со шпагой на поясе и печальными глазами?
Насколько может быть сильна человеческая любовь? Она всесильна.
Людвиг нахмурил лоб, вглядываясь в таявшее на глазах изображение дочки Даланда Сенты.
Она полюбила человека с портрета. Капитана проклятого навек Летучего Голландца.
Полюбила, отказавшись ради него от жениха и от собственной жизни. Одной любви лишь ради, любви для – бросилась она на скалы.
Отдала свою жизнь ради давным–давно умершего! Ради того, кто никогда не назовет ее своей, не прижмет к груди. И даже в призрачном раю их души не смогут воссоединиться.
Господи! Какая печальная история! И какая прекрасная, черт возьми! Избыть последние страдания другого человека ценой собственной жизни.
Облака плывут в Швецию. Судя по ветру в Швецию. Сента растаяла по дороге, смешавшись с морской пеной. Корабль развалился.
Людвиг смотрел в небо и видел свою судьбу.
Куда плывут облака? В страну Грааль! Страну, где ждет меня любовь. Туда, откуда я родом. Куда плывут облака…
Вагнер
Еще задолго до встречи с юным королем Рихард Вагнер был наслышан о нем. Но все, что он мог прочесть или почерпнуть из разговоров со знакомыми, не передавали и сотой доли образа явившегося точно из прекрасной сказки монарха с манерами рыцаря и сердцем трубадура. Вагнер был очарован и поражен до глубины души. Да, он был уже достаточно известным маэстро, его оперы славились по всей Европе. Но всякий раз, когда композитор бросался со своими советами и предложениями по постановке произведения, всякий раз его вежливо отстраняли.
– Неужели маэстро не знает, что театр – это коллективное искусство? – язвительно спрашивали его директора опер, экономя на мелочах и подсчитывая барыши. – Пусть постановщик ставит спектакли, костюмы рисуют художники, а вы – пишите музыку. И все будет прекрасно и волшебно.
– Но мой Лоэнгрин должен быть молодым человеком, в то время как вы поставили на эту роль актера средних лет и не менее средних способностей! – заламывал в отчаянии руки композитор.
– Публика давно знает нашего тенора и приходит специально на него. Если мы пригласим другого, кто поручится, что на него пойдут с той же охотой? Ко всему прочему поклонники нашего тенора могут устроить ля–скандаль на премьере. Что вы станете делать, если они подкупят прессу, и та напишет, что опера неудачна? Обструкция не нужна ни вам, ни нам!
– Но костюмы, матерь божья, героиня просто не может быть одета в платье, которое носили в лучшем случае сто лет назад. Легенда о Лоэнгрине появилась в двенадцатом веке, отчего же вам не облачить актеров сообразно эпохе?
– Костюмами занимается художник по костюмам. Платье, которое он предлагает, понравится публики, тем более что оно снова входит в моду. Поклонницы вашей оперы захотят в обычной жизни одеваться, как их любимая героиня, а значит, мы должны дать им такую возможность.
– Вы потворствуете вкусам публики! – не выдерживал Вагнер. – Ну, неужели Господь не даст мне когда–нибудь монарха, который позволит мне поставить оперы так, как их вижу я?
Вагнер и сам не знал, что когда он произносил эту знаменитую теперь фразу, кто–то из ангелов или, быть может, сам творец, следили за ним. Желание было исполнено. В ответ на страстный призыв композитора в жизнь его вошел баварский король, обещавший в своих письмах и через посыльных Вагнеру неограниченный кредит и неограниченную же свободу. Тем не менее Вагнер явился в Мюнхен со страхом и с готовностью к неприятным неожиданностям, которые уже давно сделались его постоянными спутниками.
Людвиг встретил своего любимого композитора так, как встречают любовь и мечту.
– Если бы вы только знали, маэстро, с каким нетерпением я ждал вас! – произнес король, когда взволнованный и смущенный композитор предстал перед ним.
Привыкший к тому, что заказчики всегда старались показаться перед ним беднее, чем они были на самом деле, стараясь выторговать лишний грош у нищего музыканта, Вагнер был поражен Людвигом, раскрывшим перед ним свои дружеские объятия и свой кошелек.
– Из вашего письма я понял, что вы желаете, чтобы я поставил у вас ряд своих опер… несколько опер… оперу?.. – очки Вагнера запотели, и он снял их, для того чтобы протереть.