– Эй, я понимаю. Я быстро схватила суть дела – надругательство над личностью тяжести А. Извините.
В ее голосе не слышалось особого сожаления, и мои слова были краткими и язвительными:
– Это хорошо. Вы используете меня. Я использую вас. Нет причин для того, чтобы принимать все на свой счет. Правильно?
– Именно так, – отозвалась она рассеянно. – Вот мои новости: полиция вычислила, почему Ваш отец оказался в том старом молле.
– Что?
– Точнее: они вычислили, как именно он оказался там.
– Что вы имеете в виду?
– Собственность переходила в другие руки в связи с лишением владельца права выкупа закладной. Ваш отец должен был представлять банк. У него были ключевые позиции по этой собственности.
Меня это удивило. Хотя я многого не знал о клиентуре отца, но о судебном деле должен был хотя бы кое-что знать.
– Кто владел собственностью? – поинтересовался я.
– Я проверяю. Все, что я знаю сейчас: это была группа инвесторов, одни местные, другие нет. Они выкупили молл несколько лет назад, когда его должны были уже сворачивать. Вколачивали миллионы в реконструкцию, но арендаторы так никогда и не появлялись, Это оказались «геморрагинные»[6] деньги, когда банк наконец резко сократил ассигнования.
– Есть ли какая-нибудь вероятность связи? – спросил я. – Копаются ли в этом полицейские?
– Не думаю.
– Серьезно? Эзра препятствовал миллионным операциям, его убили на этой территории, и полицейские не видят связи?
Я услышал, как Тара прикурила сигарету, делая паузу прежде чем ответить.
– Зачем им это, Ворк? У них есть свой человек.
Она выдохнула, и я представил себе ее морщинистые губы и ярко-розовую помаду на них.
– Они не видят связи, – повторил я. – Еще нет.
– Ладно, это будет у меня во второй части новостей.
Я почувствовал беспокойство.
– Что?
– Дело в том, что они нашли кое-что в вашем доме, что будет вам инкриминировано.
– Это невозможно, – возразил я.
– Я просто сообщаю вам то, что слышала.
– Но… Вы должны знать больше.
– Неужели, Ворк? Только эта Миллз приблизилась к оргазму – цитирую свой источник.
Я подумал о всех тех людях, которые побывали в моем доме, после того как исчез Эзра, – на вечеринках, ужинах или случайно. Джин приходила один или два раза, Алекс. Даже окружной прокурор. Боже, половина города прошла через наши двери за прошедшие полтора года. О чем, черт побери, Тара говорит?
– Вы ничего не скрываете от меня, не так ли? – спросил я. – Это важно.
– Я сказала вам все, что знаю. Это сделка. – Еще один длинный выдох, и я знал, что у нее было кое-что еще. – Вы мне все сказали? – наконец проговорила она.
– Что вы хотите знать?
– Все возвращается к оружию, Ворк. Они хотят найти орудие убийства. У вас есть какие-нибудь мысли на сей счет?
Я представил лицо Макса и ощутил сырость того туннеля. Запах грязи вперемешку с бензином, и внезапно я стал задыхаться. На мгновение забылся.
– Никакого намека, – наконец вымолвил я.
– Не хотите ли сделать заявление? Я с удовольствием представила бы вашу версию этой истории.
Я думал о Дугласе.
– Это было бы преждевременно, – возразил я.
– Позвоните мне, если передумаете.
– Вы будете первой.
– Вы хотите сказать – единственной.
– Правильно.
Она сделала паузу, и я почти чувствовал запах сигаретного дыма; она любила ментоловые таблетки.
– Слушайте, – сказала она. – В действительности я вовсе не холодная стерва. Просто за тридцать лет научилась паре вещей: например, никогда не принимать близко к сердцу истории, которыми занимаюсь. Тут нет ничего личного. Я просто должна сохранять дистанцию. Это вопрос профессионализма.
– Успокойтесь, вы очень профессиональны, – заверил ее я.
– К сожалению, мой профессионализм не востребован. – Возможно. Но я, кажется, окружен сегодня одними профессионалами.
– Все наладится, – сказала она, но мы оба знали правду. Невинные люди попадали в тюрьму, и хорошие парни харкали кровью.
– Будьте осторожны, – попросила она, и это был тот момент, когда она говорила то, что подразумевала.
– Хорошо. Вы тоже.
На линии все смолкло, и я положил трубку на рычаг. Все вдруг оказалось не таким ясным, как я полагал. Почему той ночью Эзра отправился в этот заброшенный молл? Только что умерла его жена. Его семья трещала по швам.