Комната была квадратная, лампы в проволочных сетках, пахло потными ногами. Согнутые от времени черные плиты линолеума пружинили на полу и создавали странное ощущение, будто их скрутили гигантские руки и я не понимал, было ли оно результатом плохой конструкции или моего настроения. Комната находилась в дальней части отделения полиции, и, подобно таким же комнатам в тюрьме, она была с зелеными стенами, в ней стояли два стула и металлический стол. Еще здесь имелось зеркало, и я знал, что Миллз стоит позади него. Она тоже знала, что я осведомлен об этом, и все выглядело ужасно глупо.
Несмотря ни на что, я почувствовал, как странная улыбка расплылась на моем лице. Возможно, потому что я знал о своем алиби. Если бы я сломался, у меня появился бы предлог, все стало бы сюрреалистичным. Вероятно, я не понимал, насколько близко к краю я находился.
Меня провели по бетонному коридору, сняли наручники и оставили одного. Я сидел там в течение часа, но не прикоснулся к кувшину с водой на столе. Слышал, как полицейские шутили по поводу этой методики. С полным мочевым пузырем люди спешили поскорее закончить разговор и добраться до сортира. Длительное ожидание также было обычным приемом: полицейским нравилось «зарядить» человека, они любили, когда «страх потеет».
Так что я сидел не двигаясь и пытался подготовить себя, но вот чего мне действительно хотелось, так это курить. Я думал о всех своих клиентах, которым довелось до меня побывать в этой комнате.
Вошла Миллз, принеся с собой запах спелого персика. Следом за ней шел еще один детектив, я знал его в лицо, но не знал имени. Миллз села напротив меня, а он прислонился к стене, рядом с зеркалом. У него были крупные руки и маленькая голова; сунув большие пальцы в карманы, он наблюдал за мной немигающим взглядом.
Миллз выложила на стол обычные вещи – блокнот, ручку, магнитофон, манильскую[8] папку-скоросшиватель. Затем положила передо мной лист бумаги, и я узнал форму отказа Миранды. Она включила магнитофон и произнесла дату и время, идентифицировала всех присутствующих и посмотрела мне в глаза.
– Господин Пикенс, вас предварительно уведомили относительно ваших прав. Это верно?
– Можно взять сигарету? – спросил я.
Миллз глянула на детектива Маленькая Голова, и он вытащил пачку «Мальборо лайте». Я взял одну сигарету, зажал между губами. Он наклонился через стол, щелкнул дешевой розовой зажигалкой и вернулся обратно на свое место у стены.
Миллз повторила вопрос:
– Были ли вы заранее осведомлены о своих правах?
– Да.
– Вы понимаете эти права?
– Да, понимаю.
– Перед вами стандартная форма отказа штата Северная Каролина. Здесь объяснены ваши права. Пожалуйста, прочтите форму вслух.
Я поднял лист бумаги и прочел на магнитофон, поскольку судью могли попросить досконально исследовать законность допроса.
– Вы понимаете эти права? – повторила Миллз.
– Понимаю.
– Если вы желаете говорить с нами, я прошу указать вашу готовность на форме отказа, потом поставить дату и подпись.
Во всех таких формах отказа есть место, которое вы должны отметить: желаете ли вы продолжать говорить на допросе. Согласно закону, когда подозреваемый находится в заключении и требует присутствия юриста, полиция должна немедленно приостановить допрос. Все, что будет сказано после этого времени, не примут в суде; теоретически любое свидетельство полицейские считают основанным на таком заявлении.
Я говорил всем своим клиентам то же самое:
– Никогда не подписывайте этот проклятый отказ. Требуйте адвоката и держите рот закрытым. Ничего не говоря, вы тем самым помогаете себе.
Проигнорировав свой собственный совет, я подписал отказ и передал его. Если Миллз и была удивлена, то хорошо это скрыла. Она сунула подписанную форму в манильскую папку, как будто опасаясь, что я передумаю и разорву ее. В какое-то мгновение она показалась мне неуверенной, и я подумал, что она не ожидала моего согласия сотрудничать. Однако мне нужна была информация, и я не получил бы ее, не подыграв. Они что-то нашли. Я хотел знать, что именно. Это была опасная игра.
Я взял инициативу в свои руки.
– Мне предъявлено обвинение?
– Это мой допрос. – Ее поведение оставалось спокойным; она была беспристрастным профессионалом, но так не могло продолжаться долго.
– Я всегда могу отречься от своего отказа, – заметил я.
Немногие понимают это. Можно подписать отказ отвечать весь день на вопросы и затем изменить свое мнение. Тогда следует остановить допрос – то, чего не хочет делать ни один полицейский, – пока допрашиваемый не будет готов. Я видел, как подергиваются мышцы на лице Миллз. Колода подтасовывается в пользу полицейских, и они часто извлекают выгоду из незнания людей системы.
– Нет. Нет никакого обвинительного акта.
– Но у вас есть ордер на арест?
Она снова заколебалась, но потом ответила:
– Да.
– В котором часу вы получили его?
Ее рот сложился в узкую складку, и я заметил, как выпрямился у стены детектив Маленькая Голова.
– Это не имеет значения.