Король Матиуш Первый

Если бы Матиуш был поручиком, он наверно не послушался бы приказа. Это, должно быть, какая-то ошибка. Пусть полковник придет сюда, пусть посмотрит, как хорошо они сражаются. У тех много убитых, а у них только один раненый в руку, потому что, когда он стрелял из окопа, он слишком высоко поднял руку и ее оцарапала вражеская пуля. Каким образом полковник издалека может знать, что тут происходит?

Была минута, когда Матиуш готов был крикнуть:

«Я король Матиуш! Пусть полковник приказывает, что хочет, а я не позволяю отступать! Король главнее полковника».

Если он не сделал этого, то только потому, что не был уверен, что ему поверят и не поднимут на смех.

И еще раз убедился Матиуш, что в армии рассуждать нельзя, а нужно немедленно выполнять приказы.

Неприятно было бросать с таким трудом вырытые окопы, оставлять даже часть запасов хлеба, сахара и солонины. Неприятно было возвращаться через деревню, где удивленные жители спрашивали:

— Почему удираете?

Уже в дороге догнал их конный вестовой с письмом, чтобы шли быстро, без отдыха.

Легко сказать — без отдыха, но после двух бессонных ночей, когда одну ночь рыли, а другую сражались, идти без отдыха нельзя. При этом было мало провизии, а вдобавок все были злы и опечалены. Идти вперед — хочется, последние силы напрягаешь и мчишься, но возвращаться, да еще неохотно, — тут силы иссякают быстро.

Идут — идут — идут — идут, — а тут вдруг с двух сторон — выстрелы, справа и слева.

— Понимаю! — крикнул поручик. — Мы ушли слишком далеко вперед, а неприятель зашел с тыла. Полковник был прав, когда приказал быстро отступать. Нас бы взяли в плен.

— Хорошенькая история, теперь мы должны прорываться, — со злостью сказал один солдат.

Ох, как было тяжело! Теперь неприятель сидел в окопах и стрелял с двух сторон, а они должны были удирать.

10

Теперь Матиуш понял, почему на заседании совета министров говорили о сапогах, овсе для лошадей и сухарях. Если бы у них не было в мешках сухарей, они умерли бы с голоду, потому что три дня они ели одни сухари. Спали по очереди, только по несколько часов. А ноги у них были такие израненные, что кровь булькала в сапогах.

Тихо, как тени, пробирались они лесами, а поручик все смотрел на карту — нет ли поблизости оврага или зарослей, чтобы спрятаться.

То и дело появлялись вражеские разведчики: посмотреть, в какую сторону они удирают, и дать знать своим, чтобы те продолжали их преследовать.

Если бы вы видели Матиуша! Он высох за эти дни, как щепка, сгорбился и стал еще меньше. Многие солдаты побросали ружья, но Матиуш упорно держал свое ружье в одеревеневших пальцах.

Как можно за несколько дней столько пережить!

«Папочка, папочка, — думал Матиуш, — о, как трудно быть королем, который ведет войну. Легко было сказать: „А мы не боимся, я одержу над вами победу, как мой великий прадед“. Легко говорить, но трудно делать. Ох, каким я был тогда легкомысленным ребенком! Я думал только о том, как буду на белом коне покидать столицу, а народ будет бросать цветы под копыта моего коня. Я не думал о том, сколько людей убьют».

А люди падали от пуль, и, может быть, Матиуш только потому остался в живых, что был маленький.

Как же обрадовались они, когда, наконец, встретили свои войска. И не только войска, но уже готовые, вырытые окопы.

«А теперь будут над нами смеяться», — подумал Матиуш.

Но вскоре убедился, что даже на войне существует справедливость.

Когда, уже в окопах, они выспались и поели, им приказали отойти в резерв. Новые солдаты заняли окопы и начали стрелять, а они прошли еще пять миль в тыл — и там их задержали в небольшом городке.

Здесь на площади встретил их полковник саперов, но теперь он вовсе не был сердит, только сказал:

— Ну, что, молодцы, поняли теперь, для чего нужны окопы?

О, и как еще поняли!

Потом отделили тех солдат, которые бросили свои ружья, от тех, которые вернулись с ружьями. И к этим последним генерал обратился с такой речью:

— Честь вам и хвала за то, что сохранили оружие. Настоящие герои узнаются не в успехе, а в поражении.

— Смотрите, эти два малыша здесь! — воскликнул полковник. — Да здравствуют храбрые братья Валигора и Вырвидуб!

С той поры Фелек стал Валигорой, а Матиуш — Вырвидубом. И уже иначе их не называли:

— Эй, Валигора, принеси-ка воды!

— Ты, Вырвидуб, подбрось дровишек в огонь!

И отряд полюбил своих малышей.

Тут, на отдыхе, они узнали, что военный министр поругался с главнокомандующим, и только король Матиуш их помирил. Матиуш ничего не знал о кукле, которая заменила его в столице, и очень удивлялся, что о нем говорили так, как будто он был дома. Матиуш был еще очень молодой король и не знал, что такое дипломатия.

Ну, отдохнули, подкормились и засели в окопах. И началась так называемая позиционная война. Это значит, что и они, и враждебная сторона стреляли друг в друга, но пули перелетали над головами, потому что солдаты сидели под землей.

По временам, когда становилось уж очень скучно, шли в атаку — то те, то эти, — и тогда или одни, или другие подвигались на несколько миль либо вперед, либо в тыл.