Король медвежатников

— Да, принес, — после некоторой паузы отвечал Савелий, приподняв рулон, который держал в руках. — Меня несколько удивляет, почему вы предпочли встретиться именно здесь? Для такого серьезного разговора можно было бы подыскать более укромное местечко.

Вольдемар улыбнулся:

— Здесь на нас никто не обратит внимания. Мы с вами всего лишь двое прохожих, которые разглядывают достопримечательности Парижа. Разрешите взглянуть?

Савелий не торопился:

— А как же мои условия?

— Прошу покорнейше извинить меня, — спохватился Вольдемар. — Давайте отойдем под мост. Мало ли… — Протянув Савелию пакет, он сказал: — Здесь деньги, можете пересчитать. Теперь ваша очередь.

Он слегка повернулся боком, и Савелий обратил внимание на его уши — узкие, почти кошачьи. Савелий вспомнил, где он впервые повстречал этого человека, — в фойе театра. Правда, тогда у него была борода и коротенькие черные усики. Но, надо полагать, это был грим.

Под мостом было прохладно, от воды дышало сыростью. Над головой что-то загрохотало — проехал тяжелый тарантас.

Савелий протянул рулон.

— Посмотрите.

Вольдемар взял рулоны, слегка развернул один холст и, заметив на его обратной стороне три таинственных знака, довольно улыбнулся.

— Это она! Мадонна… Она красива, не правда ли? — Развернул другую. Слегка нахмурившись, кивнул. — Все в порядке.

— Значит, вы и есть тот самый загадочный хозяин картин?

— Выходит, что так… Вы знаете, почему я пригласил вас именно под мост? — неожиданно спросил Вольдемар.

— Почему?

— Я разбираюсь в этих знаках. Они утверждают, что я, как хозяин этих картин, должен убить человека, который передаст мне их.

— Вы шутите?

— Нисколько. Магические знаки — штука очень сильная.

Савелий увидел ствол «кольта», направленный ему в живот.

— Хотите убить точно так же, как проделали это с Чернопятовым.

— Вы и об этом знаете. Похвально! Быдло, которое хотело стать масоном. Впрочем, ничего удивительного. Он всегда тянулся к привилегиям. Он получил то, что заслуживал, предав родителя, который его любил… по-своему. Эти картины я знал с детства, они висели в кабинете моего отца. И мой сыновний долг вернуть их домой. А Чернопятов… — Поморщившись, он добавил: — …Мой сводный брат подбил Барановского выкрасть их, переправить в Париж и спрятать в банке, где работал. Якобы для того, чтобы подыскать для шедевров хорошего покупателя. И таким образом они вышли на «графа д\'Артуа» и подсунули ему фальшивки. С этого самого момента их участь была предрешена. А потом мой братец вознамерился выкрасть эти картины из банка для себя, к чему привлек и вас. Но вы оказались хитрее.

— Был убит еще и художник, — напомнил Савелий.

— С чего вы решили, что это сделал я?

— Я был в потайной комнате, когда это произошло.

— Ах, вот как! — слегка удивился Строганов. — А вы не задумывались, почему Чернопятов обратился именно к этому художнику?

— Объясните.

— Дело в том, что художник тоже был воспитанником моего отца. Строганов, рассмотрев в юноше талант, отправил его учиться в Париж. Обратно тот уже не вернулся. Так что Чернопятов и художник знали друг друга с детства. Чернопятов дал ему картины, чтобы тот сделал с них копию. Когда же работа была завершена, то художник вернул ему фальшивки, а себе оставил оригинал. Мой сводный братец так и не понял, что таскал с собой копию.

— Вот, значит, как.

— Теперь вы знаете много. Иногда это мешает. Не грустите, — белозубо улыбнулся Строганов. — Не вы первый и не вы последний.

— Как вас называть: Строгановым или, быть может, Янычаром? — спросил Савелий.

— О! Вы знаете и об этом. Так вы опаснее, чем я полагал… У меня много имен. Можете называть Вольдемаром, как и прежде… Можете Янычаром. Теперь это не имеет никакого значения. Во всяком случае, для вас.

— Вы решили избавиться от всех свидетелей?

— Можете назвать это и так. — Ствол пистолета поднялся чуть выше, теперь он смотрел в самое сердце Савелия.

— Зачем же вы убили Артуа?

— Он мешал нам. Так же как и вы. Жаль, что я не остановил вас раньше!

Набережная продолжала безмятежно жить своей жизнью. Одна пара, опершись о парапет, о чем-то разговаривала, наблюдая за течением реки. Другая — стояла у стены дома, закрывшись от солнца широким зонтиком.

Художник, видно, устал, сложив этюдник, он направился к лестнице, ведущей с набережной на улицу.

Строганов, заметив приближающегося художника, слегка прикрыл полой сюртука «кольт». Неожиданно отчаянно взвизгнула дама, показывая на проплывающий у берега предмет. Взгляды всех невольно обратились в ее сторону. Строганов лишь слегка вильнул глазами — в тот же миг художник сделал два быстрых шага и с коротким замахом ударил его этюдником в висок. Потеряв равновесие, Строганов сделал неуверенный шаг в сторону и ухватился обеими руками за перила. Грохнулся о камни выпавший пистолет. Не давая ему опомниться, художник ухватил Строганова за отвороты сюртука и с размаху ткнул его лицом в парапет. Хрустнула разбитая переносица, и из носа обильно брызнула кровь.

— Ну что вы стоите? Он сейчас очухается! — прикрикнул на застывшего Савелия художник. — Давайте оттащим его в сторону!