Король на именинах

Квазимодо сидел перед телевизором в комнатке охраны, уткнувшись подбородком в напарафиненные кулаки. Смотреть на его небритую улыбающуюся рожу и не улыбаться самому было почти невозможно.

Вадик обошел здание, поднялся на крыльцо. Квазимодо оторвал голову от кулаков, посмотрел на водилу.

– Тут это… – сказал Квазимодо, – Артист наезжал за бычок под крыльцом, мне сказали, так ты, Вадик, того, поосторожнее.

Вадик по сравнению с другими бойцами находился в привилегированном положении, ближе других был к боссу, проводил с ним больше времени и был посвящен во многие дела.

– Ты что тут зыришь так внимательно?

– Смотрю, въехать хочу, что к чему. А Серый где?

– Отлить пошел.

Вадик дождался Серого.

– Пошли, – сказал он, – и ты, Квазимодо, и ты, Серый, нас Артист зовет.

Еще два бойца даже головой не повернули в сторону своих приятелей, покидающих офис. Вадик шел впереди, Квазимодо с Серым в шаге за ним.

– Всю ночь не спал, ужастики снились, – говорил Квазимодо. – Представляешь, Вадик, будто пришел я на офис, а тут все поломано, как будто кони пробежали. Паркет взорван, столы перевернуты, а те, которые не перевернуты, на них линолеум лежит. И линолеум в крови. И никаких перегородок нет, все большая комната, все стены сломаны. Я прихожу и думаю, что тут такое делается? И спросить не у кого, никого кругом. Представляешь?

– И что ты? – спросил Серый, ковыряясь спичкой в зубах.

– Да ничего. Походил, походил. Розетки все вывернуты, на проводах болтаются, бумаги какие-то валяются, выключатели вывернуты. И только джип Артиста посреди всего этого развала блестит, как памятник. Во, представляешь, Вадик?

– Страшного чего, я так и не понял?

– Страшного вот чего: в джипе пусто, никого в салоне. И вдруг он как заревет, как загудит и на меня едет.

– А ты? – спросил Серый, толкнув Квазимодо в плечо.

– Я что… Ноги задеревенели, хочу побежать, а не могу. Хочу крикнуть, а язык не шевелится.

– Кончилось чем?

– Наехал на меня джип, Вадик, и размазал меня по полу, кишки изо рта полезли.

– Вмазал ты, что ли?

– Да нет, не пил, – с извечно глупой улыбкой ответил Квазимодо. – А куда мы идем?

– Артист зовет, понадобились мы ему.

– А-а-а.

Они втроем обошли мини-рынок и оказались у контейнеров, старых, ржавых, с которых даже надпись стерло время. Кто и когда притащил эти контейнеры к рынку, ни Вадик, ни Серый, ни Квазимодо не знали.

Не каждый день Артисту приходилось наводить порядок на рынке. Были, как говорится, специально обученные для этого люди. Вот они и следили, чтобы покупателей не обвешивали, чтобы никто, кроме своих, левый товар на рынок не завозил, чтобы расчеты велись правильно. Но ведь всегда кто-то думает, что он умнее других, что его обман вскрыть никогда не смогут.

Артист шел, не торопясь, прячась в тень навеса. До его слуха долетел крик с задворков мясного павильона:

– Вы что, ребята, я здесь ни при чем!

Артист замер, как вкопанный, затем поманил пальцем одного из своих «пехотинцев» и шепотом поинтересовался:

– Что за базар на повышенных тонах? Кто это там горло дерет?

«Браток» сбегал и уже через минуту стоял перед боссом.

– Там наши мясника щеманули.

– Продавца?

– Рубщика.

– На предмет чего?

– Мясо рубить отказывался, которое наши привезли. Говорит, что у него рабочий день закончился.

Артист плюнул под ноги:

– Он же сам у меня на работу просился, я его предупреждал. – Артист произносил фразы абсолютно нейтрально, но именно в те моменты, когда он говорил тихо, «братки» понимали, что Кузнецов вне себя от ярости и сейчас взорвется, как перегревшаяся лампочка.

Артист расцепил руки и, покачиваясь из стороны в сторону, прошел в павильон. В «стекляшке» висел застоявшийся запах сырого мяса, голоса покупателей гулко отражались от стен.

– Где он? – негромко поинтересовался Артист.

– В подсобке.

Мясник был в фартуке, заляпанном кровью, с присохшими к дерматину кусочками мяса. Руки толстые, как ноги, лысая голова, маленькие свиные глазки, плотоядный рот. И руки, и грудь, и шею мясника покрывала золотистая шерсть. Рубщик стоял, опираясь на огромный топор, больше похожий на палача, чем на человека, снабжающего продовольствием приехавших на рынок покупателей. Звали мясника Тихоном, а фамилия была у него Соловьев. «Братки» подойти к нему вплотную опасались, но и сам мясник покинуть подсобку уже не мог.

Тихон Соловьев пытался объяснить:

– Хлопцы, ну подумайте, какой мне резон топором за так махать? Это же две туши, почти на час работы. А у меня жена рожать сегодня должна. – Рубщик при этом держал руку на топорище.

– Ты че, урод долбаный, не понял, это наше мясо!

– Какое ваше? – огрызался Тихон Соловьев. – Говядина это. Что ж я, не понимаю, первый год замужем? Ваше, не ваше, мне по хрену, день кончился, а у меня жена в больнице. Отойдите от двери, и я пошел.