Короля очень интересовала работа отряда; как-то он даже назвал его «своей личной армией». Но подобные казусы убедили его, что пора принимать меры и защитить себя. Георг распорядился оборудовать стрелковые полигоны в парках Букингемского дворца и Виндзорского замка, где он с конюшими упражнялся в стрельбе из винтовок, пистолетов и автоматов. Одному из своих гостей король признался, что, если немцы вторгнутся в Великобританию и оккупируют ее, он предложит свои услуги руководителю британского Сопротивления. Королева тоже не отставала, обучаясь стрельбе из револьвера. «Я не сдамся, как другие», – заявила она Гарольду Николсону[77]
.То, что называли тогда «духом Дюнкерка», было, в сущности, решимостью британского народа собраться воедино во времена, когда угроза нависла над всем государством. Но, несмотря на безусловный героизм и чудо спасения, факты упрямо доказывали, что Дюнкерк победой не назовешь. Напротив, в частной беседе со своими министрами Черчилль признавался, что это «одно из самых тяжелых военных поражений Британии за много веков».
Новости все так же не радовали: 5 июня, на следующий день после речи Черчилля в палате общин, немцы нанесли удар на юге, с реки Соммы, и началась вторая часть французской кампании. Французы храбро сражались на всех фронтах, но противостоять немцам были не в состоянии. Через пять дней Муссолини, союзник Гитлера, все-таки объявил Британии войну – «удар в спину, увы, не неожиданный», как записала Миртл в дневнике.
9 июня немцы начали наступление на Париж, и через четыре дня французская столица была объявлена открытым городом, а правительство страны бежало в Бордо. Утром следующего дня, чуть больше чем через месяц с начала кампании, первые немецкие части вошли в город. В своем дневнике Мирт отразила разочарование, испытанное многими британцами при известии о столь быстрой капитуляции их союзника. «Боши вошли в Париж в шесть утра, – записала она на следующий день. – Мы будто громом поражены: так все надеялись, что французы смогут сдержать их».
Выступая в палате общин 18 июня, Черчилль объявил, что Битва за Францию окончена и вот-вот начнется Битва за Англию. «От исхода этой битвы будет зависеть, уцелеет ли христианская цивилизация, – заявил он членам палаты. – Так давайте же засучим рукава и примемся за работу для того, чтобы, даже если Британская империя и Содружество просуществуют еще тысячу лет, люди все равно продолжали помнить нас и говорить об этом времени: “То был их звездный час!”»[78]
Последний акт в сдаче Франции был сыгран через три дня, когда в Компьенском лесу было подписано перемирие с Германией. На севере и западе страны устанавливалась немецкая оккупационная зона, остальная территория оставалась «свободной» и уходила под управление французов. Место подписания выбрал Гитлер, потому что именно там Германия признала поражение в Первой мировой войне. Он настоял, чтобы капитуляция была подписана в том же персональном салон-вагоне маршала Фердинанда Фоша, что и в 1918 году. А потом распорядился его уничтожить.
«Такого мрачного дня мы еще не знали, – писала Миртл. – О том, что Франция перестала сражаться, я услышала в автобусе, от взбешенного кондуктора, который заявил во всеуслышание, что сделал бы со всеми французами и с Чемберленом. Теперь уже больше некому нас предавать. Мы совсем одни, если и наше правительство сдастся, это означает революцию, и я готова в ней участвовать».
Такое же чувство испытывал и король. «Лично мне легче оттого, что теперь у нас нет ни единого союзника: некому льстить, не перед кем притворяться», – писал он матери[79]
. Дороти Ли Сэйерс, известная своими детективными романами, выразила общие настроения в стихотворении «Английская война», опубликованном 7 сентября в литературном приложении к Times: