По-моему, Вам пришлось несладко, но прекрасно, что Вы уже уверенно идете на поправку…
Перед тем как почти неделю назад я вернулся сюда на второй срок (черт бы его побрал!), Ваша добрая хозяйка позвонила мне, и я запустил в действие машину, которая доставит Вас на море. Если она вдруг затормозит, обратитесь к Томми Ласеллзу в Букингемский дворец. Мы планируем вернуться на юг в середине следующей недели, но пробудем в Лондоне только день-два, а потом на десять дней уедем в Норфолк, чтобы настрелять там как можно больше дикой птицы! Охота – это очень кровавая забава, и я от всей души радуюсь, что не имею к ней отношения! В общем, до середины следующего месяца в Лондон мы не вернемся.
Здесь все и всё в порядке, его величество в добром здравии, за исключением дней, когда погода портится и нельзя охотиться. Тогда он начинает ворчать, что Всевышний нарочно разверзает небеса и выпускает на волю хорошо всем известный шотландский туман, чтобы взбесить его лично. Я стараюсь напомнить, что он здесь не один и все остальные тоже бесятся, но он, кажется, смотрит на это совершенно иначе! <…>
Всего Вам наилучшего, старина. Улыбайтесь и скорее возвращайтесь к нам. Все здесь скучают по Вас, а больше всех я.
В конце письма Мьевилль предупредил Лога, что его услуги скоро понадобятся, потому что королю предстоит важное выступление на очередном открытии парламента, которое намечалось «число на 17 ноября, не раньше».
Вскоре Лога выписали, и с помощью дворца для окончательного выздоровления отправили на морской курорт Уэстгейт-он-Си на побережье графства Кент. К осени он окончательно встал на ноги. «Очень рад сообщить, что я практически здоров, – писал он королю 23 октября. – С нетерпением жду встречи по Вашем возвращении. Эти три месяца тянулись очень долго. Язва у меня случилась впервые в жизни, и я обошелся с ней не слишком любезно, но благодарю Господа Бога, что все прошло просто замечательно».
Своеобразным лекарством для Лога стали изъявления признательности, которые продолжали приходить от пациентов; некоторые письма до сих пор хранятся в его архиве. Пятидесятитрехлетний чиновник из Уимблдона К. Б. Арчер в ноябре 1943 года[151]
благодарил за полное избавление от заикания, которое мучило его с восьми лет: Лог научил его дышать животом. «Чуть больше полугода назад, в счастливый день своей жизни, я первый раз пришел к Вам, – писал Арчер. – Думаю, только заика может в полной мере оценить, насколько изменился теперь для меня мир. С души как будто свалился тяжелый груз». На пяти написанных от руки страницах автор подробно рассказал о том, как дефект речи омрачал его профессиональную и личную жизнь.«На государственной службе заикание мне ужасно мешало, – писал Арчер. – Не будь его, теперь я дослужился бы, наверное, до помощника секретаря. Все повышения по службе происходят после собеседования в комиссии, и можете себе представить, какое я представлял жалкое зрелище». Он поклялся после ухода с государственной службы «вступить в политическую партию, завоевать симпатии всей страны и избраться в парламент. Оказалось, я превосходный оратор! Мне задают вопросы, меня перебивают, но это нисколько не пугает, а, наоборот, радует. Вы должны прийти послушать, как я в первый раз буду выступать в палате общин. Вы не будете возражать, если это произойдет со скамей лейбористов? Я полагаю, что Лейбористская партия даст мне больше свободы для публичных выступлений».
В следующем месяце Лог получил весьма экспансивное письмо от некоего Тома Маллина, жителя бирмингемского Саттон-Колдфилда[152]
: мать и друзья отметили, как он изменился после занятий с Логом. «Все мои друзья говорят, что я “изменился” – да, и к лучшему».