Она не позволила себе пожалеть Лахлана, хотя и видела в его глазах страдание.
— Эви, обещаю, я никогда не допущу, чтобы они причинили тебе зло.
— Это не то обещание, которое ты в силах выполнить. — Она задрожала и обхватила себя руками. — Ты же не можешь всерьез верить, что она причинит вред собственному ребенку. Они…
— Нет, я верю. — У него на щеке задрожал мускул. — Ты ее не видела. Она убьет своего сына так же легко, как Александр убил бы меня, если бы не мой брат. — Лахлан отвернулся от нее и неподвижно смотрел в пламя, но Эванджелина успела заметить его боль. — Она одела его только в ночную рубашку, и ее не заботило, что она почти вырывает ему ручку из сустава. Тебя там не было, и ты не слышала его крик, не видела страх у него на лице.
— Сколько тебе было лет, когда Александр пытался тебя убить?
— Восемь.
— Как…
— Нет! — Лахлан стремительно повернулся лицом к ней. — Речь не обо мне, речь о моем сыне. Только ты одна можешь спасти его. Господи, Эви, ты настолько сильна, что у них нет шанса устоять против тебя и твоей магии. Не могу поверить, что ты способна быть такой бессердечной.
Несколько секунд только его хриплое дыхание нарушало тяжелую тишину в комнате.
— Ты на самом деле уверен, что я не хочу помочь тебе? Я бы сделала все, что в моих силах, чтобы защитить тебя и твоего ребенка, но я боюсь. Боюсь оказаться на расстоянии десяти шагов от той двери, боюсь, что все повторится, и…
Эванджелина не могла продолжать.
— Я виноват. — Лахлан тяжело опустился в кресло и запустил руку в волосы. — Прости меня. Я должен был понять твои страхи и не имел права просить тебя об этом. Но ты должна поверить мне: ты не зло, ты не такая, как твоя мать.
— Зло там, я видела его. Они используют мою энергию, чтобы…
Она замолчала на середине фразы, когда ей в голову пришла идея — это был выход. Эванджелина проглотила слезы. Если она отдаст свою магию Лахлану, они не смогут воспользоваться ею против нее самой. При мысли, что навсегда лишится своей энергии, Эванджелине чуть не стало плохо, но она подавила горестное рыдание, напомнив себе, что сделает это ради всеобщего блага. Ни Лахлан, ни его ребенок не заслужили страданий, и все Королевства — и Фэй, и Смертных — должны быть спасены от таких, как Урсула и Ламон. Сумеют ли они использовать ее или нет, но они все равно не откажутся от своего намерения открыть дверь в преисподнюю.
Эванджелина перевела взгляд на мужа. Ей безумно хотелось утешить его, погладить по золотым волосам, в которых играл свет от камина.
Прежде магия была для Эванджелины единственной опорой в жизни, единственным, на что она могла положиться, единственным, что приносило ей успокоение, но теперь все изменилось. Теперь ничто не было для нее важнее, чем Лахлан, ничто не приносило ей больше радости, чем он. Лахлан заполнил внутри ее пустоту, в которую никогда не могла проникнуть ее магия. Без своих способностей Эванджелина сможет прожить, а без Лахлана — нет.
Он правил народом, который она поклялась защищать, и теперь будет руководить им под защитой ее магии, но ему многому придется научиться. Энергия Эванджелины была такой мощной не только благодаря ее магии, но и благодаря ее знаниям. Эванджелине понадобится время, чтобы научить Лахлана всему.
Поставив локти на колени, Лахлан сжимал руками голову. Господи, он так волновался за своего сына, так мучительно снова переживал свои кошмары, что даже не понял, что заставляет Эванджелину так же переживать ее собственные. Он не мог мыслить здраво, когда вошел в комнату. Все было так, словно Урсула и Ламон знали о его кошмарах и в точности воспроизвели ту ночь, когда Александр пытался его убить.
Его атаковали воспоминания, когда он увидел, как Урсула держит над озером его сына. В течение мгновения Лахлан не мог отличить прошлое от настоящего. Он чувствовал, как Александр сильной рукой раздавливает его руку и волочит его по скользкому от дождя торфу к утесам, как его мокрая ночная рубашка прилипла к тощему, как палка, телу, как рокот морских волн, разбивающихся о скалы внизу, отдается у него в голове, а соленый колючий воздух наполняет ноздри. Выругавшись, Лахлан отбросил воспоминания. Он и Эви обязательно найдут способ решить это — решить так, чтобы она не оказалась в руках Урсулы и Ламона.
Лахлан поднял голову и увидел, что Эванджелина добралась до его кинжала.
— Нет! — выкрикнул Лахлан, мгновенно поняв, что она собралась сделать, и бросился к ней.
Эванджелина провела лезвием по кремовой коже, и кровь, наполнив открывшуюся рану, закапала на тонкое белое кружево сорочки. Лахлан выхватил кинжал из ее дрожащих пальцев и бросил его на сундук.
— Зачем? — встряхнул он Эванджелину, придя в ужас от того, что она сделала.
Зная, что сейчас, при виде ее крови, в нем проснутся неутолимая, одурманивающая жажда и желание получить магию, Лахлан отодвинулся от Эванджелины.
Он ни за что на свете не примет от нее такой жертвы.